Сочельник - ночь перед Рождеством (13 фото). В рождество рождаются не боги Что нужно говорить в ночь перед рождеством

• Днем усиленного приготовления к празднику Рождества Христова считается Рождественский сочельник - канун великого праздника, который наступает 7 января для православных христиан.

• Согласно евангельскому преданию, когда римский император Август, правивший Иудеей, объявил перепись населения и каждый должен был записаться именно там, откуда был родом, - праведный Иосиф отправился с обрученной ему Пресвятой Девой Марией в свой родной город Вифлеем. В гостинице не оказалось свободных мест, поэтому Иосиф и Мария нашли приют в пещере, куда загоняли домашних животных (на древнеславянском - вертеп). В этом вертепе и родился Спаситель. Младенца Богородица положила в ясли. Первыми поклониться воплотившемуся Богу пришли пастухи, извещенные Ангелом. Вслед за ними пришли волхвы (восточные мудрецы-язычники), узнавшие о свершившемся чуде по появлению на небе необычной звезды. Эта звезда привела волхвов к месту Рождения Иисуса и потому именуется Вифлеемской.

• У православных христиан принято Сочельник - ночь перед Рождеством - проводить в храме за молитвами. Готовясь к рождественским праздникам, на Руси строго соблюдали одно важное правило - тщательно убирали дом. Ну, может, не так основательно, как к Пасхе, но все-таки скоблили полы, натирали до блеска кастрюли-сковородки, чистили столовое серебро. Дома и церкви на Рождество украшают елями и хвойными ветвями, символизирующими вечную жизнь, а традиция наряжать рождественскую ель связана с образом райского дерева, изобилующего плодами.Традиционные рождественские цвета - красный и зеленый, и в создании праздничного настроения можно опираться именно на них. Излюбленная символика праздника - ангелочки, ослики, ясли с младенцем, вифлеемская звезда . У католиков принято вешать на стены и двери рождественские венки из соломы и веток хвои, у нас больше прижились елочные букеты. В убранстве дома должны присутствовать свечи . Они придают особый уют и очарование всей атмосфере новогоднего праздника, символизируя Солнце, а рождественские свечи - свет Христа. На Руси к Новому году и к Рождеству делали особые толстые свечи, которые зажигались с вечера и горели до исхода следующего дня.

• Хотя Рождество и сугубо семейный праздник, большим грехом считается отказать в угощении случайно оказавшимся рядом обездоленным людям . Конечно, звать их за домашний стол, может, и не стоит, но ведь нетрудно отнести несколько пирожков и горсть конфет к ближайшей церкви. Или раздать соседским ребятишкам по шоколадке - тоже не в тягость. Особенно пожилым родственникам, стоит позвонить и поинтересоваться здоровьем. Традиционно на Рождество подносили съедобные подарки, причем не только в православном, но и в католическом мире: годятся и самодельные конфеты, и баночки с вареньями-соленьями, и торты. Из несъедобного годятся любые игрушки и сувениры, зимние аксессуары вроде варежек или шарфов и другие мелочи.

• 40-дневный Рождественский пост (28.11-6.01), усиленная молитва приближали православных людей к великому торжеству. По строгим правилам до первой звезды верующим рекомендовано отказываться от пищи. Лишь при появлении первой звезды - символа звезды Вифлеемской - можно отведать сочиво (постное блюдо, которое чаще всего готовится из пшеницы или риса с медом и фруктами). Отсюда и название этого дня - сочельник. Сочивом называли не только кашу и всякую постную пищу, а также сок; или, как говорили раньше, "молоко" разных семян: маковое, конопляное, подсолнечное, горчичное, ореховое, миндальное и другие. Этим "молоком" приправляли каши во время 40-дневного Филиппового поста перед Рождеством и в рождественский сочельник.

• Поскольку 7 января заканчивается пост и разговеться следует видимо с размахом. На рождественском столе непременно в изобилии должно быть мясо, рыба, вино и сладости. Традиционные блюда к этому празднику - холодец, пельмени, запеченный поросенок с хреном, щи из кислой капусты, пирожки с мясом, рисом или повидлом. Перед торжественным обедом раньше подавали «жирную кутью» - рассыпчатую рисовую или пшеничную кашу с изюмом и медом, политую растопленным сливочным маслом.

• Говорят, что в рождественскую ночь надо обязательно надеть что-то новенькое, а если такового нет, то хотя бы один предмет белого цвета. Кроме того, известно, что сразу после Рождества наступают Святки, когда можно наряжаться во всякие карнавальные костюмы.

• До первой звезды в Сочельник обычно сидят в тишине и думают . К счастью, зимой первая звезда на небе появляется довольно рано, примерно в половине шестого вечера. Потом надо сесть за стол, выпить-закусить и по-хорошему идти на улицу - петь песни, играть в снежки и кататься на санках. Приветствуются огненные забавы типа салютов и фейерверков и обход соседей с целью позвать повеселиться вместе.

• В церквях в вечерние часы шла торжественная служба, а те, кто не пошел на богослужение, готовились к восходу звезды дома. К этому времени все члены семьи одевались по-праздничному и собирались вместе, стол был накрыт белоснежной скатертью, сервирован лучшей посудой, приборами, заставлен традиционными блюдами . Блюд насчитывалось 13, к столу должно было садиться четное количество человек. В случае, когда собиралось нечетное количество, подавался один свободный прибор. Под скатертью на всей поверхности стола разостлано было сено, символизирующее то сено, на котором в яслях лежал новорожденный Христос. Стол украшался ветками ели, свечами, ленточками. В центре стола находилась композиция из веток ели, свечи и прочих рождественских атрибутов. В углу комнаты или в ее центре устанавливали любовно украшенную елочку, под нее клали подарок каждому присутствующему. В крестьянских семьях в ожидании звезды все вместе читали молитву, старшие рассказывали детям о рождении Христа, о волхвах, дары приносящих.

• Появления первой звезды ждали с нетерпением дети, их радостное сообщение о ее появлении было сигналом для начала трапезы. Трапеза начиналась с общей молитвы, затем самый почитаемый член семьи женского пола (как правило, хозяйка дома) поздравлял всех с праздником. У католиков обряд начинался с обмена облаткой - символом хлеба, богатства и благополучия. Хозяйка дома сначала делилась облаткой с мужем, затем с сыновьями по старшинству, потом с дочерьми тоже по старшинству, с внуками и всеми остальными. Обряд этот заканчивался, когда все присутствующие обменялись облаткой, пожелав друг другу счастливого Рождества, прощая все обиды. Это был момент всеобщего примирения.

• В сочельник у православных варили кутью, у католиков - бигилию . Варили кутью из пшеницы, гороха, риса, обдирного ячменя. Приправляли медом, маковым, конопляным, подсолнечным или другим постным маслом. Зерно было символом воскресающей жизни, а мед или сладкая приправа означали сладость благ будущей блаженной жизни. Рождественскую кутью готовили постной. Но на второй день Рождества готовили "Бабину кашу", или "бабкину кутью". Такую кашу в древности обычно приносили в числе даров в дом, где появился новорожденный. В отличие от рождественской постной кутьи "бабкину кашу" готовили "богатой".

• Порядок приема пищи регламентировался строгими правилами: сначала подавались закуски (селедка, рыба, салаты), затем красный (слегка подогретый) борщ, грибной или рыбный суп. К борщу, грибному супу подавались ушки или пирожки с грибами, а у православных сочни - жареные на конопляном масле мучные лепешки. Под конец трапезы на стол подавались сладкие блюда: рулет с маком, пряники, медовики, клюквенный кисель, компот из сухофруктов, яблоки, орехи.

• За столом каждый должен был отведать все приготовленные блюда. Не допускалось проявление своих индивидуальных вкусов. Такое требование - хороший воспитательный момент для детей. Трапеза была безалкогольной. Все блюда были постными, жареными и заправленными растительным маслом, без мясной основы, без молока и сметаны. Не подавались горячие блюда, чтобы хозяйка постоянно находилась за столом.

• Во время трапезы велась непринужденная беседа только о добрых делах. Несмотря на то, что это был сугубо семейный праздник, считалось необходимым пригласить к столу одиноких знакомых, соседей (независимо от их вероисповедания). За стол усаживался каждый случайный гость, в том числе и нищий. Существовало поверье, что в этот день в виде нищего может предстать Бог. Вообще все религиозные праздничные традиции были направлены на укрепление гуманизма, доброжелательного отношения друг к другу и к окружающей среде. В сочельник хозяин поздравлял с праздником домашних животных, выносилось угощение и бездомным животным (на крыльцо, за порог выставлялась миска с едой).

• Потом начиналась самая веселая часть сочельника - раздача подарков. При наличии в доме детей один из домочадцев переодевался в Деда Мороза - Святого Николая. Он же и приносил подарки в мешке. Раздавая их, высказывал пожелания, согласно необходимым требованиям, предъявляемым к получающему. Для детей это был хороший воспитательный момент, в отношении к взрослым он был окрашен долей шутки. Вообще большинство традций и обрядов Рождества было направлено на воспитание у детей самодисциплины, внимания к присутствующим, соблюдения и участия в ритуальной стороне, терпения, выдержки . Это был один из немногих случаев, когда дети садились за стол вместе со взрослыми. А что касается подарков, это был хороший обычай дарить их друг другу, притом ценились подарки, приготовленные своими руками. Они нарядно оформлялись цветной бумагой, веточками ели, ленточками. Содержание подарков должно было быть сюрпризом. Все было овеяно таинственностью и поднимало настроение. Подарки тут же разворачивались, радость и благодарность хозяйке и друг другу переполняли сердца всех.

• Именно в эту ночь перед Рождеством, по народным поверьям, господствуют две силы: добра и зла. К какой человек примыкал, та и творила с ним чудеса. Одна зазывала колядовать и прославлять рождение Христа за праздничным столом, а другая собирала на шабаш ведьм.Вечером по дервням ходила по домам коляда (калитка) - переодетые парни в вывороченных шубах и со звериными масками на лицах. Величали хозяев, не жалея щедрых слов. Приметы: «Если на Сочельник снежная погода - будет урожай на хлеб». Считалось, что в этот день, последний перед Рождеством, снегопад - верный признак процветания хозяйства в новом году. А если в этот день мороз - в семье будет совет да любовь. Разумеется, эти приметы и предубеждения всего лишь «эхо» языческих празднований и традиций, не имеющие отношения к сути великого христианского праздника.

• Праздник Рождества, по учению Церкви, символизирует примирение человека с Богом . Это один из дней, когда с наибольшей глубиной и радостью мы переживаем встречу с Богом. Рождество предвозвещает искупительный подвиг Христа и обновление человеческой природы, пораженной грехопадением прародителей.

Традиции празднования православного Рождества в странах мира

У народов Европы дни рождественских торжеств совпадали с двенадцатидневным циклом языческих празднеств, посвященных зимнему солнцестоянию, знаменовавшему начало новой жизни и обновление природы (сатурналий у романских народов, зимние святки - у русских, коляда - у украинцев и т.д.). Поэтому в разных странах праздник Рождества впитывал в себя многие обряды и обычаи этих празднеств. К ним относятся колядки - костюмированные шествия со звездой и песнопениями, вечерняя трапеза в сочельник, состоящая из 12 постных блюд. Украина

В Украине празднование Рождества начинается на Свят вечер - 6 января. Вечерняя трапеза накануне Рождества сопровождается многими традициями и обрядами. Накануне Рождества церковь предписывала строгий пост - целый предрождественский день верующим нельзя было есть и пить. Ужин на Свят вечер был для них первой трапезой в этот день - им и заканчивался 40-дневный предрождественский пост. За стол можно было садиться с появлением на небе первой звезды, в память о Вифлеемской звезде, возвестившей пастухам о рождении Христа.

Главными блюдами на украинский Святой вечер являются «кутя - пшеничная или рисовая каша с медом, маком и изюмом, и узвар - компот из сухофруктов. Всего на столе в Свят вечер должно быть 12 постных блюд, среди которых в старину готовили постный борщ с грибами, горох, капустник, рыбные блюда, вареники с капустой, кашу гречневую, голубцы с рисом, постные блины, грибы, пироги.

В первый день Рождества - 7 января, в гости почти не ходили. Только женатые дети (с невесткой или зятем) должны были посетить после обеда своих родителей, говорили, что везут «деду ужин». Издавна в Украине на Рождество колядовали - пели колядки. Колядки - величальные обрядовые песни зимнего цикла - популярны и в современной Украине.

Также среди молодежи распространены рождественские гадания. В Украине считается, что именно в «святые» дни можно наиболее точно предсказать будущее. Поэтому девушки пользуются моментом и стараются предугадать свою судьбу.

В Беларуси , как и в Украине, православное Рождество отмечается как государственный праздник. Рождественский сочельник или Навечерие Рождества Христова отмечают 6 января. Название «сочельник» происходит от особой пищи, предписываемой на этот день церковным уставом - сочива: размоченных и разваренных зерен пшеницы или риса, чаще с медом, а также бобов, гороха и овощей.

Согласно традиции, ужин в сочельник щедрый, но постный, состоящий из 12 блюд в честь двенадцати апостолов. В этот день по приходу из храма после утреннего богослужения верующие воздерживаются от принятия пищи до появления на небе первой звезды, которая символизирует звезду, взошедшую над Вифлеемом в момент рождения Христа.

В ночь с 6 на 7 января в православных храмах совершаются рождественские богослужения. Традиционно с дохристианских времени в Беларуси 6-7 января - Первая Коляда - конец шестидневного поста, начало праздничных дней и вечеров. Этот праздник всем известен под названием «Большая кутья», который отмечался в честь зимнего солнцестояния (24 декабря по старому стилю).

Вторая кутья (Щедрая или Богатая Кутья) отмечалась через неделю в предвестие Нового года 31 декабря по старому стилю. Третья Кутья завершала праздники Коляды 6-го января по старому стилю. Россия

Похоже празднование Рождества и в России . Рожеству предшествует Сочельник. По монастырскому уставу в этот день полагалось на трапезе вкушать только сочиво - вареную пшеницу (или рис) с медом. От этого блюда и происходит название праздника.

В день накануне Рождества пищу и питье нельзя было употреблять до первой звезды. Как только звезда появлялась на небе, начинался предпраздничный ужин. Стол застилали чистой скатертью, ели в торжественном и строгом молчании. По давней традиции на рождественском столе должно быть непременно 12 блюд.

На Святки в России испокон веков было принято рядиться, устраивать веселые игры, ходить по домам, будить спящих, поздравлять всех встречных с поворотом солнца на лето, а позже, после принятия христианства, с Рождеством, шутить, петь песни. Заканчивались колядки всеобщей потехой, катанием с горок, общим пиром.

В Армении Рождество празднуют 6 января, в этот же день отмечают и Крещение Христово. Подготовка к Рождеству начинается вечером 5 января, когда служится Литургия Сочельника. В этот день верующие зажигают свечу в церкви и несут ее домой, для освещения дома и подготовки к празднику Рождества Христова. На следующий день, 6 января, утром служится рождественская литургия. Далее осуществляют праздник крещения Христа с церемонией освящения воды.

Традиционно на Рождество в Армении на стол подаются рисовый плов с изюмом, рыба и красное вино.

В Грузии на Рождество верующие совершают крестный ход «Алило» в соответствии с традицией, имеющей многовековую историю. Главными действующими лицами праздничного шествия являются «несущие благую весть». Они одеты в белые одежды и песнопениями оповещают всех прохожих о рождении Спасителя.

В Сербии и Черногории Рождественский сочельник, 6 января, называется в «Баднидан». Среди религиозных праздников он занимает почетное второе место после Пасхи, а вот среди семейных праздников Рождество для сербов на первом месте. Рождество Христово в Черногории (так называемый Божич) - праздник родителей и детей.

В этот день до восхода солнца глава семьи и его старший сын выстрелом из ружья перед домом объявляют о походе в лес за «бадняком». Бадняк - это полено срубленного молодого дуба, которое должна обязательно иметь во время рождественских праздников в своем доме каждая сербская семья. Полено выбирается такого размера и веса, чтобы глава семьи сам, на своих плечах смог принести его в дом. По традиции, оно должно гореть в семейном очаге в течение всех трех дней праздника.

Оставшиеся в доме члены семьи на рассвете разжигают огонь и начинают жарить на вертеле специально откармливавшегося к Рождеству поросенка - «печеницу», женщины готовят рождественский пирог, торты и другие блюда.

В ночь перед Рождеством ужин должен быть постным. На рассвете звонят колокола храмов, люди надевают праздничную одежду и идут в церковь на Рождественскую литургию. После службы в дом берется просфора. Все приветствуют друг друга словами: «Христос родился!», а в ответ слышат: «Воистину родился!» Это приветствие соблюдается вплоть до праздника Богоявления (19 января).

Все члены семьи в ожидании рождественского обеда угощаются горячей ракией и сухими фруктами. Затем хозяин выносит на стол печеницу. Печеница должна принести в дом здоровье и благополучие. Из блюд к столу подаются квашеная капуста, тушенная капуста с копченым свиным мясом, пирог с каймаком, «пребранац» - вареная фасоль с растительным маслом и луком и т. д.

Кульминация празднования Рождества - преломление «погачи» - домашнего рождественского плоского пирога из пресного теста. Хозяйка утром замешивает тесто для пирога и кладет в него золотую или серебряную монетку.

Хозяин отрезает левую часть печеницы, достает из нее сердце и раздает его по кусочкам всем членам семьи, которые сразу его поедают. Перед началом обеда хозяин дома зажигает свечу, которая стоит на столе, или кадило и обносит ими иконы и всех присутствующих, а ребятишки обносят кадило по всему дому. Затем все поют праздничный тропарь или «Отче наш».

После приходит время разламывать погачу. Ее сначала вертят по кругу, затем делают надрез в виде креста и в полученный разрез наливают вино, только после этого она разламывается. Каждый получает по куску пирога, и тот, в чьем куске оказалась монетка, будет, как считается, счастлив целый год.

В городах, где нет открытых очагов, печей и бадняка, на рынках и на улицах продаются перед праздником небольшие «букеты» из дубовых веток, обвязанные пучком соломы.

В Албании заметный процент населения в стране исповедует православный тип христианства, поэтому Рождество отмечается достаточно широко. Присутствуют все характерные для праздника атрибуты - елка, подарки, застолья. Праздник отмечается 7 января.

Греческое Рождество (Кристоугенна) также впитало в себя популярные суеверия и народные поверья. В канун Рождества распространены колядки. Греческие детишки идут от дома к дому и поют песни, возвещающие приход Спасителя.

Рождество в Греции отмечается в кругу семьи, главная часть праздника - обильный стол. По православной традиции празднику Рождества предшествует пост продолжительностью несколько недель.

Греция - одна из немногих стран, где существуют свои зловредные рождественские духи. По поверью, калликанцарос, зловредные эльфы с неприятной внешностью, в течение 12 дней после Рождества приносят в дом хаос. Защиту от духов дарует горящий ладан или небольшое подношение. Также во многих семьях небольшой деревянный крест украшают базиликом и окунают в плоскую чашу с водой. По поверью, вода становится святой после этой процедуры, и тогда ее разбрызгивают по углам дома, чтобы отпугнуть злых духов.

Рождество Христово - важный религиозный праздник, но не менее значим Рождественский Сочельник. В ночь с 6 на 7 января необходимо соблюдать все традиции и обычаи данного события, чтобы в течение всего года получать поддержку Высших сил.

Для многих людей Рождественский Сочельник знаменателен тем, что именно в этот день завершается сорокадневный пост . Наконец-то снимаются все запреты на еду, и верующие вновь могут побаловать себя любимыми блюдами. Ночь с 6 на 7 января не менее значима, чем Рождество, именно поэтому с ней связано много традиций и обычаев. Соблюдая их, вы не только защитите себя от бед и несчастий на весь год, но и достойно встретите Светлое Рождество Христово.

Традиции и обычаи Рождественского Сочельника

Самый главный обычай Сочельника связан с употреблением пищи. До появления первой звезды ни один верующий есть не должен. Когда-то появление Вифлеемской звезды возвестило о рождении Иисуса Христа , именно поэтому запрет на трапезу существует по сей день.

После появления первой звезды вся семья может сесть за стол, но важно, чтобы на нем было не менее 12 блюд. В середине стола обязательно должна быть расположена кутья. Она символизирует жертвенность и пролитую кровь Божьего Сына. Горох традиционно подают в честь возрождения, или, как еще называют, Божьей Весны. Блюда из капусты считаются символом надежды. Также каждая хозяйка обязательно должна порадовать близких борщом, чтобы весь год они были сильными и здоровыми. Голубцы являются знаком любви к Царю Небесному. Жареная или печеная рыба символизировала веру в Богу и христианство. Чтобы весь год вас не покидали достаток и благополучие, на столе обязательно должны быть вареники с вашей любимой начинкой. Язычники в этот день готовили блины — это блюдо означало Солнце. Верующие также подают на стол всеми любимую выпечку как символ того, что Иисус Христос стал новым Солнцем, а его рождение осветило Землю. Конечно, кашу сложно назвать праздничным кушаньем, но подавать ее как угощение все же принято — считается, что благодаря этому в Новом году в вашей семье будет пополнение. Пироги и другая домашняя выпечка привлекает здоровье. Узвар, или рождественский компот, считается традиционным рождественским напитком. С его помощью вы очиститесь от зла и дурных мыслей.

Помимо 12 основных традиционных блюд вы можете приготовить что угодно. С давних времен хозяйки подают в качестве угощений 6 января холодец, мясные блюда и грибы.

Главной религиозной традицией считается визит в церковь. После завершения трапезы вся семья должна отправиться в церковь и побывать на рождественском богослужении. Вы можете помолиться за себя и своих близких , поставить свечи за упокой усопших и за здоровье живых.

На Руси в этот день предпочитали оставаться дома. Лишь молодые девушки и юноши ходили в гости, где веселились и гадали. По сей день этот праздник является сугубо семейным, но это не значит, что вы не можете пригласить к себе друзей или навестить их с подарками и, конечно же, угощениями.

Считается, что елка — это основной атрибут Нового года. Мало кто знает, что дерево является символом вечной жизни, которую подарил нам Сын Божий. Поэтому не стоит после новогодней ночи избавляться от вашей украшенной елочки: вплоть до Рождества она может радовать вас своим ярким видом и приятным запахом.

В Сочельник принято заниматься благотворительностью, и неважно, переведете вы свои деньги в какой-либо фонд или просто накормите бедных. Ваша щедрость и добрые дела обернутся для вас пользой.

В ночь перед Рождеством юные девушки собирались вместе и обязательно гадали. Делали это с использованием разных предметов: зеркала, воска, колец и даже валенок. Таким образом они хотели , о количестве будущих детей.

В Сочельник желательно не употреблять крепких спиртных напитков. Считалось, что вечером 6 января трапеза должны быть исключительно безалкогольной, но многие все равно подавали на стол красное вино и угощали им своих гостей. Пьянство и неподобающее поведение в любые религиозные события категорически запрещено.

Самая веселая часть Сочельника начиналась именно после ужина. С этого момента люди устраивали шумные гулянья, но самым главным развлечением было колядование. Девушки и юноши надевали наряды и выбирали самого главного — Березу. Они ходили по улице, пели песни и показывали представление тем, кто выходил по их просьбе. К ним мог присоединиться любой желающий, а таких обычно было очень много.

Первое, что вы должны попробовать перед праздничным ужином, — это мед. Таким образом вы привлечете в свою жизнь счастье и удачу.

Садиться за праздничный стол можно только в чистой и желательно новой одежде. Если вдруг за ужином вы нечаянно испачкали свой наряд, то обязательно переоденьтесь, иначе есть риск привлечь к себе бедность.

Утром 6 января как можно больше времени уделите уборке. Обязательно выметайте пыль из каждого угла, протрите окна, двери и выбросите мусор. Не забывайте, что порядок нужно навести в каждой комнате, чтобы на весь год избавить себя от бед и несчастий.

На Руси в Сочельник жгли костры, и данная традиция имеет сразу несколько смыслов. Считается, что таким образом люди встречали рождение Иисуса Христа и по этому поводу вокруг огня устраивали веселье и пели песни. Также существует мнение, что люди так сочувствуют Младенцу, которому было суждено родиться в холодное время года.

В Навечерие Рождества Христова должны быть сытыми не только гости, но и домовой. Для этого наложите в небольшую миску по маленькой ложке каждого из двенадцати блюд и поставьте ее в любой угол вашего дома, а затем произнесите: «Выходи, Домовой, отужинай вместе с нами». Следуя этой традиции, вы защитите свой дом от разрушения, пожаров и грабителей.

В старину любили гадать как молодые девушки, так и взрослые женщины. Благодаря этому способу они могли буквально заглянуть в будущее и узнать о том, что вскоре произойдет. Особой популярностью обладают рождественские гадания , так как именно в этот день они обязательно будут правдивыми и результативными. Команда сайта сайт желает вам обрести счастье и достичь всех своих целей, и не забывайте нажимать на кнопки и

7 769

В ночь с шестого на седьмое января православные России отмечают праздник Рождества Христова. Как известно, в нашей стране церковь в начале 20 века не перешла с Юлианского календаря на новый григорианский, вследствие чего календарь на 13 дней отличается от календаря, используемого остальными христианами. Рождество, как праздник в России, значительно отличается от своего аналога в остальном христианском мире. Изначально Рождественские праздники были связаны со множеством народных обычаев, но они забылись, после того как в 1918 году празднование Рождества было запрещено.

Лишь в 1935 году советская власть вновь разрешила ставить и наряжать елки - правда, уже не рождественские, а новогодние. И звезды на верхушке ели стали по-советски пятиконечными. А ранее звезды были семиконечными и символизировали ту самую звезду, которая, согласно Евангелию, привела к только что родившемуся младенцу Христу волхвов.
Один из самых больших христианских праздников. С Рождества Христова началась новая эра, и отмечать праздник начали уже в первых веках. Вначале это был строго установленный день - 6 января и назывался Богоявлением.
Число это не имело никакого отношения к дате появления на свет Богомладенца, так как этот день был неизвестен. Но означенная дата носила глубокий символический смысл. Древняя Церковь соотносила «двух Адамов» - первого человека на Земле, и Христа - нового, второго Адама. Первый Адам - виновник греха и смерти всего рода человеческого. Второй Адам - создатель жизни и источник спасения людей. При том считалось, что Христос родился в тот же день, в который был сотворен первый Адам - в шестой.
Праздник Богоявления претерпел изменения и стал считаться рождением Бога в облике простого человека, в обычных условиях и при нелегких бытовых обстоятельствах. Уже в древности Рождество прижилось и получило широкое распространение во всем западном и восточном мире. Обычай наряжать в эти дни елку пришел из Германии, где он существовал с давних времен. Считалось, что елка со свечами и украшениями - символ духовного света и спасительных плодов благодати Божьей.
Рождественская ночь, подарки, свечи,
Друзья и близкие за праздничным столом.
Как хочется, чтоб радость длилась вечно,
И мы делились своим счастьем и теплом.
Пусть ночь пройдёт, но с нею не исчезнет
Из наших душ прекрасный добрый свет.
И каждый в своём сердце пусть поверит –
Бог есть любовь, и с нами Он вовек!
Народные приметы:
Снег в Рождестве - к урожайному году;
метель - пчелы будут хорошо роиться;
иней - к урожаю хлеба, небо звездное - к урожаю гороха.

От Рождества до Крещения охотится грех, с охотником случится несчастье.
Рождественский сочельник нельзя отделить от Рождества. Причем в Европе, других католических и протестантских странах оно отмечается 25 декабря, т. е. предвосхищает встречу Нового года. В России вот уже несколько десятилетий сначала отмечается Новый год, а потом - 7 января - Рождество Христово.

Рождество слилось с древнеславянским праздником - Святками. Святочные обряды - общинные святочные пиршества, колядование - со временем превратились в рождественские обряды. Рождество православная семья ждала весь год, подготовка к нему была очень основательной. Шесть недель до Рождества постились, ели рыбу. Зато на Рождество все ели свинину. Перед Рождеством, за 3 дня, на рынках и площадях можно было купить елку.

В последнее десятилетие праздник Рождества Христова опять активно возвращается в семейные традиции не только сельских жителей, но и горожан. И теперь, как и в прежние годы, когда в морозном небе всходит первая рождественская звезда, члены семьи, собравшиеся за столом, поздравляют друг друга с Рождеством, дарят друг другу подарки. А в сельской местности под окнами стали опять появляться колядники и распевать особые песни - колядки:
«… Пришло Рождество,
Начинаем торжество!..»
Основная цель колядования - пожелание счастья, богатства и хорошего урожая.
Колядующих угощают лакомствами, благодарят за поздравления. Весь день 7 января принято ходить в гости и принимать гостей. И гадать.

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ ГАДАНИЯ

Рождество – лучшее время для гаданий! Ночь с 6 на 7 января – это Сочельник, канун Рождества. По народным поверьям, в эту ночь снимаются все запреты, таинственные силы устремляются на Землю. Одни – для того чтобы вредить людям, другие – чтобы помогать. Девушки, собираясь погадать, настраивались на серьезный лад. Они мысленно отгораживались от реального мира и обращались к сверхъестественным силам.

Гадание на имя суженого

В полночь выйдите на улицу и спросите имя первого встречного мужчины. Названное имя и будет именем суженого.

Гадание на пламени свечи

К рождественской ночи, переодевшись в чистую одежду и умывшись, поставьте новую свечу на деревянную подставку и, держа в уме свой вопрос, подожгите фитиль. Выждав немного, посмотрите на пламя – оно расскажет о будущем. Тусклое пламя означает печали. Слабое, но ровное пламя предвещает спокойную жизнь, которую обойдут сильные волнения и неудачи. Яркое, но неровное пламя означает, что в жизни все в основном сложится удачно, а очень яркое, да еще если свеча трещит, предвещает жизнь счастливую и полную приключений. Цвет пламени тоже может кое о чем рассказать: желтый – радость, желто-красный – прибыль. Если же свеча сильно коптит, это к несчастью.

Гадание на трех чашках

Для этого гадания возьмите три чашки: в одну налейте воду, во вторую насыпьте сахар, а в третью положите кольцо. После этого закройте глаза, три раза обернитесь вокруг себя и, не открывая глаз, выберите одну чашку. Чашка с водой предвещает обыкновенный, ничем не примечательный год, небогатый на события, с сахаром – сулит веселье и деньги, а кольцо предвещает скорое замужество либо знакомство с будущим мужем.

Гадание на рисовых зернах

Для этого гадания возьмите чашку, насыпьте туда рис и, накрыв ее левой рукой, загадайте желание или задайте вопрос. В старину девушки говорили так: «Укажи, судьба, чего мне ждать: хорошего или плохого?» Затем переверните чашку, чтобы высыпать ее содержимое на скатерть или салфетку, и левой же рукой зачерпните горстку риса. Теперь осталось пересчитать количество зерен: четное количество – желание сбудется и вас ждет удача, нечетное предвещает неудачу.

Гадание с рукавицей

Бросьте вверх рукавицу и наблюдайте, как она упадет. Если она упадет кверху большим пальцем – значит, вы познакомитесь в наступившем году со своим суженым; если же большой палец обращен книзу, то знакомство не состоится.

Гадание по снегу

Лягте навзничь на снег, потом поднимитесь и уйдите не оглядываясь. Утром осмотрите это место: исчерченный след на снегу означает, что муж будет грубым, гладкий – что муж будет мягким и добрым. Если яма получилась глубокая, то замуж предстоит выйти не один раз, если отпечаток замело, то свадьба состоится скоро. А если на этом месте намело холмик, то в наступающем году ожидайте неприятностей.

Гадание на воске

Зажгите свечи, потом возьмите восковую или простую парафиновую свечу и, изломав ее на мелкие кусочки, положите в металлическую ложку. Ложку нагрейте на одной из свечей до тех пор, пока кусочки не превратятся в расплавленную жидкость. Когда воск растает, возьмите стакан с холодной водой и одним махом вылейте в воду содержимое ложки. По полученной фигуре гадайте. Если увидите гроб – значит, суждено заболеть, а если венок – то выйти замуж.

Гадание на яблоке

Стоя перед зеркалом, разрежьте яблоко на девять частей, съешьте восемь из них, а последнюю бросьте через левое плечо. В зеркале должен появиться суженый.

Гадание на сновидении

Перед сном съешьте что-то соленое, но не пейте. Ложась спать, загадайте: «Суженый, ряженый, приди ко мне и напои меня!» Кто напоит – за того и замуж выйдешь.

Соленая вода

Налейте в стакан немного воды, растворите в ней большое количество соли, выпейте перед сном и попросите: «Кто мой суженый, кто мой ряженый, подай мне пить!» Жених явится во сне и даст напиться.

Последний день перед рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь поступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа . Морозило сильнее, чем с утра; но зато так было тихо, что скрып мороза под сапогом слышался за полверсты. Еще ни одна толпа парубков не показывалась под окнами хат; месяц один только заглядывал в них украдкою, как бы вызывая принаряживавшихся девушек выбежать скорее на скрыпучий снег. Тут через трубу одной хаты клубами повалился дым и пошел тучею по небу, и вместе с дымом поднялась ведьма верхом на метле.

«Ночь перед Рождеством» («Вечера на хуторе близ Диканьки»). Фильм 1961 г.

Если бы в это время проезжал сорочинский заседатель на тройке обывательских лошадей, в шапке с барашковым околышком, сделанной по манеру уланскому, в синем тулупе, подбитом черными смушками, с дьявольски сплетенною плетью, которою имеет он обыкновение подгонять своего ямщика, то он бы, верно, приметил ее, потому что от сорочинского заседателя ни одна ведьма на свете не ускользнет. Он знает наперечет, сколько у каждой бабы свинья мечет поросенков, и сколько в сундуке лежит полотна, и что именно из своего платья и хозяйства заложит добрый человек в воскресный день в шинке. Но сорочинский заседатель не проезжал, да и какое ему дело до чужих, у него своя волость. А ведьма между тем поднялась так высоко, что одним только черным пятнышком мелькала вверху. Но где ни показывалось пятнышко, там звезды, одна за другою, пропадали на небе. Скоро ведьма набрала их полный рукав. Три или четыре еще блестели. Вдруг, с противной стороны, показалось другое пятнышко, увеличилось, стало растягиваться, и уже было не пятнышко. Близорукий, хотя бы надел на нос вместо очков колеса с комиссаровой брички, и тогда бы не распознал, что это такое. Спереди совершенно немец : узенькая, беспрестанно вертевшаяся и нюхавшая все, что ни попадалось, мордочка оканчивалась, как и у наших свиней, кругленьким пятачком, ноги были так тонки, что если бы такие имел яресковский голова, то он переломал бы их в первом козачке. Но зато сзади он был настоящий губернский стряпчий в мундире, потому что у него висел хвост, такой острый и длинный, как теперешние мундирные фалды; только разве по козлиной бороде под мордой, по небольшим рожкам, торчавшим на голове, и что весь был не белее трубочиста, можно было догадаться, что он не немец и не губернский стряпчий, а просто черт, которому последняя ночь осталась шататься по белому свету и выучивать грехам добрых людей. Завтра же, с первыми колоколами к заутрене, побежит он без оглядки, поджавши хвост, в свою берлогу.

Между тем черт крался потихоньку к месяцу и уже протянул было руку схватить его, но вдруг отдернул ее назад, как бы обжегшись, пососал пальцы, заболтал ногою и забежал с другой стороны, и снова отскочил и отдернул руку. Однако ж, несмотря на все неудачи, хитрый черт не оставил своих проказ. Подбежавши, вдруг схватил он обеими руками месяц, кривляясь и дуя, перекидывал его из одной руки в другую, как мужик, доставший голыми руками огонь для своей люльки; наконец поспешно спрятал в карман и, как будто ни в чем не бывал, побежал далее.

Гоголь. Ночь перед Рождеством. Аудиокнига

В Диканьке никто не слышал, как черт украл месяц. Правда, волостной писарь, выходя на четвереньках из шинка, видел, что месяц ни с сего ни с того танцевал на небе, и уверял с божбою в том все село; но миряне качали головами и даже подымали его на смех. Но какая же была причина решиться черту на такое беззаконное дело? А вот какая: он знал, что богатый козак Чуб приглашен дьяком на кутью, где будут: голова; приехавший из архиерейской певческой родич дьяка в синем сюртуке, бравший самого низкого баса; козак Свербыгуз и еще кое-кто; где, кроме кутьи, будет варенуха, перегонная на шафран водка и много всякого съестного. А между тем его дочка, красавица на всем селе, останется дома, а к дочке, наверное, придет кузнец, силач и детина хоть куда, который черту был противнее проповедей отца Кондрата. В досужее от дел время кузнец занимался малеванием и слыл лучшим живописцем во всем околотке. Сам еще тогда здравствовавший сотник Л…ко вызывал его нарочно в Полтаву выкрасить дощатый забор около его дома. Все миски, из которых диканьские козаки хлебали борщ, были размалеваны кузнецом. Кузнец был богобоязливый человек и писал часто образа святых: и теперь еще можно найти в Т… церкви его евангелиста Луку. Но торжеством его искусства была одна картина, намалеванная на стене церковной в правом притворе, в которой изобразил он святого Петра в день Страшного суда, с ключами в руках, изгонявшего из ада злого духа; испуганный черт метался во все стороны, предчувствуя свою погибель, а заключенные прежде грешники били и гоняли его кнутами, поленами и всем чем ни попало. В то время, когда живописец трудился над этою картиною и писал ее на большой деревянной доске, черт всеми силами старался мешать ему: толкал невидимо под руку, подымал из горнила в кузнице золу и обсыпал ею картину; но, несмотря на все, работа была кончена, доска внесена в церковь и вделана в стену притвора, и с той поры черт поклялся мстить кузнецу.

Одна только ночь оставалась ему шататься на белом свете; но и в эту ночь он выискивал чем-нибудь выместить на кузнеце свою злобу. И для этого решился украсть месяц, в той надежде, что старый Чуб ленив и не легок на подъем, к дьяку же от избы не так близко: дорога шла по-за селом, мимо мельниц, мимо кладбища, огибала овраг. Еще при месячной ночи варенуха и водка, настоянная на шафран, могла бы заманить Чуба, но в такую темноту вряд ли бы удалось кому стащить его с печки и вызвать из хаты. А кузнец, который был издавна не в ладах с ним, при нем ни за что не отважится идти к дочке, несмотря на свою силу.

Таким-то образом, как только черт спрятал в карман свой месяц, вдруг по всему миру сделалось так темно, что не всякий бы нашел дорогу к шинку, не только к дьяку. Ведьма, увидевши себя вдруг в темноте, вскрикнула. Тут черт, подъехавши мелким бесом, подхватил ее под руку и пустился нашептывать на ухо то самое, что обыкновенно нашептывают всему женскому роду. Чудно устроено на нашем свете! Все, что ни живет в нем, все силится перенимать и передразнивать один другого. Прежде, бывало, в Миргороде один судья да городничий хаживали зимою в крытых сукном тулупах, а все мелкое чиновничество носило просто нагольные; теперь же и заседатель и подкоморий отсмалили себе новые шубы из решетиловских смушек с суконною покрышкою. Канцелярист и волостной писарь третьего году взяли синей китайки по шести гривен аршин. Пономарь сделал себе нанковые на лето шаровары и жилет из полосатого гаруса. Словом, все лезет в люди! Когда эти люди не будут суетны! Можно побиться об заклад, что многим покажется удивительно видеть черта, пустившегося и себе туда же. Досаднее всего то, что он, верно, воображает себя красавцем, между тем как фигура – взглянуть совестно. Рожа, как говорит Фома Григорьевич, мерзость мерзостью, однако ж и он строит любовные куры! Но на небе и под небом так сделалось темно, что ничего нельзя уже было видеть, что происходило далее между ними.

– Так ты, кум, еще не был у дьяка в новой хате? – говорил козак Чуб, выходя из дверей своей избы, сухощавому, высокому, в коротком тулупе, мужику с обросшею бородою, показывавшею, что уже более двух недель не прикасался к ней обломок косы, которым обыкновенно мужики бреют свою бороду за неимением бритвы. – Там теперь будет добрая попойка! – продолжал Чуб, осклабив при этом свое лицо. – Как бы только нам не опоздать.

При сем Чуб поправил свой пояс, перехватывавший плотно его тулуп, нахлобучил крепче свою шапку, стиснул в руке кнут – страх и грозу докучливых собак; но, взглянув вверх, остановился…

– Что за дьявол! Смотри! смотри, Панас!..

– Что? – произнес кум и поднял свою голову также вверх.

– Как что? месяца нет!

– Что за пропасть! В самом деле нет месяца.

– То-то что нет, – выговорил Чуб с некоторою досадою на неизменное равнодушие кума. – Тебе небось и нужды нет.

– А что мне делать!

– Надобно же было, – продолжал Чуб, утирая рукавом усы, – какому-то дьяволу, чтоб ему не довелось, собаке, поутру рюмки водки выпить, вмешаться!.. Право, как будто на смех… Нарочно, сидевши в хате, глядел в окно: ночь – чудо! Светло, снег блещет при месяце. Все было видно, как днем. Не успел выйти за дверь – и вот, хоть глаз выколи!

Чуб долго еще ворчал и бранился, а между тем в то же время раздумывал, на что бы решиться. Ему до смерти хотелось покалякать о всяком вздоре у дьяка, где, без всякого сомнения, сидел уже и голова, и приезжий бас, и дегтярь Микита, ездивший через каждые две недели в Полтаву на торги и отпускавший такие шутки, что все миряне брались за животы со смеху. Уже видел Чуб мысленно стоявшую на столе варенуху. Все это было заманчиво, правда; но темнота ночи напомнила ему о той лени, которая так мила всем козакам. Как бы хорошо теперь лежать, поджавши под себя ноги, на лежанке, курить спокойно люльку и слушать сквозь упоительную дремоту колядки и песни веселых парубков и девушек, толпящихся кучами под окнами. Он бы, без всякого сомнения, решился на последнее, если бы был один, но теперь обоим не так скучно и страшно идти темною ночью, да и не хотелось-таки показаться перед другими ленивым или трусливым. Окончивши побранки, обратился он снова к куму:

– Так нет, кум, месяца?

– Чудно, право! А дай понюхать табаку. У тебя, кум, славный табак! Где ты берешь его?

– Кой черт, славный! – отвечал кум, закрывая березовую тавлинку, исколотую узорами. – Старая курица не чихнет!

– Я помню, – продолжал все так же Чуб, – мне покойный шинкарь Зозуля раз привез табаку из Нежина. Эх, табак был! добрый табак был! Так что же, кум, как нам быть? ведь темно на дворе.

– Так, пожалуй, останемся дома, – произнес кум, ухватясь за ручку двери.

Если бы кум не сказал этого, то Чуб, верно бы, решился остаться, но теперь его как будто что-то дергало идти наперекор.

– Нет, кум, пойдем! нельзя, нужно идти!

Сказавши это, он уже и досадовал на себя, что сказал. Ему было очень неприятно тащиться в такую ночь; но его утешало то, что он сам нарочно этого захотел и сделал-таки не так, как ему советовали.

Кум, не выразив на лице своем ни малейшего движения досады, как человек, которому решительно все равно, сидеть ли дома или тащиться из дому, обсмотрелся, почесал палочкой батога свои плечи, и два кума отправились в дорогу.

Теперь посмотрим, что делает, оставшись одна, красавица дочка. Оксане не минуло еще и семнадцати лет, как во всем почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки, только и речей было, что про нее. Парубки гуртом провозгласили, что лучшей девки и не было еще никогда и не будет никогда на селе. Оксана знала и слышала все, что про нее говорили, и была капризна, как красавица. Если бы она ходила не в плахте и запаске, а в каком-нибудь капоте, то разогнала бы всех своих девок. Парубки гонялись за нею толпами, но, потерявши терпение, оставляли мало-помалу и обращались к другим, не так избалованным. Один только кузнец был упрям и не оставлял своего волокитства, несмотря на то что и с ним поступаемо было ничуть не лучше, как с другими.

По выходе отца своего она долго еще принаряживалась и жеманилась перед небольшим в оловянных рамках зеркалом и не могла налюбоваться собою. «Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? – говорила она, как бы рассеянно, для того только, чтобы об чем-нибудь поболтать с собою. – Лгут люди, я совсем не хороша». Но мелькнувшее в зеркале свежее, живое в детской юности лицо с блестящими черными очами и невыразимо приятной усмешкой, прожигавшей душу, вдруг доказало противное. «Разве черные брови и очи мои, – продолжала красавица, не выпуская зеркала, – так хороши, что уже равных им нет и на свете? Что тут хорошего в этом вздернутом кверху носе? и в щеках? и в губах? Будто хороши мои черные косы? Ух! их можно испугаться вечером: они, как длинные змеи, перевились и обвились вокруг моей головы. Я вижу теперь, что я совсем не хороша! – и, отдвигая несколько подалее от себя зеркало, вскрикнула: – Нет, хороша я! Ах, как хороша! Чудо! Какую радость принесу я тому, кого буду женою! Как будет любоваться мною мой муж! Он не вспомнит себя. Он зацелует меня насмерть».

– Чудная девка! – прошептал вошедший тихо кузнец, – и хвастовства у нее мало! С час стоит, глядясь в зеркало, и не наглядится, и еще хвалит себя вслух!

«Да, парубки, вам ли чета я? вы поглядите на меня, – продолжала хорошенькая кокетка, – как я плавно выступаю; у меня сорочка шита красным шелком. А какие ленты на голове! Вам век не увидать богаче галуна! Все это накупил мне отец мой для того, чтобы на мне женился самый лучший молодец на свете!» И, усмехнувшись, поворотилась она в другую сторону и увидела кузнеца…

Вскрикнула и сурово остановилась перед ним.

Кузнец и руки опустил.

Трудно рассказать, что выражало смугловатое лицо чудной девушки: и суровость в нем была видна, и сквозь суровость какая-то издевка над смутившимся кузнецом, и едва заметная краска досады тонко разливалась по лицу; и все это так смешалось и так было неизобразимо хорошо, что расцеловать ее миллион раз – вот все, что можно было сделать тогда наилучшего.

– Зачем ты пришел сюда? – так начала говорить Оксана. – Разве хочется, чтобы выгнала за дверь лопатою? Вы все мастера подъезжать к нам. Вмиг пронюхаете, когда отцов нет дома. О, я знаю вас! Что, сундук мой готов?

– Будет готов, мое серденько, после праздника будет готов. Если бы ты знала, сколько возился около него: две ночи не выходил из кузницы; зато ни у одной поповны не будет такого сундука, Железо на оковку положил такое, какого не клал на сотникову таратайку, когда ходил на работу в Полтаву. А как будет расписан! Хоть весь околоток выходи своими беленькими ножками, не найдешь такого! По всему полю будут раскиданы красные и синие цветы. Гореть будет, как жар. Не сердись же на меня! Позволь хоть поговорить, хоть поглядеть на тебя!

– Кто же тебе запрещает, говори и гляди!

Тут села она на лавку и снова взглянула в зеркало и стала поправлять на голове свои косы. Взглянула на шею, на новую сорочку, вышитую шелком, и тонкое чувство самодовольствия выразилось на устах, на свежих ланитах и отсветилось в очах.

– Позволь и мне сесть возле тебя! – сказал кузнец.

– Садись, – проговорила Оксана, сохраняя в устах и в довольных очах то же самое чувство.

– Чýдная, ненаглядная Оксана, позволь поцеловать тебя! – произнес ободренный кузнец и прижал ее к себе, в намерении схватить поцелуй; но Оксана отклонила свои щеки, находившиеся уже на неприметном расстоянии от губ кузнеца, и оттолкнула его.

– Чего тебе еще хочется? Ему когда мед, так и ложка нужна! Поди прочь, у тебя руки жестче железа. Да и сам ты пахнешь дымом. Я думаю, меня всю обмарал сажею.

Тут она поднесла зеркало и снова начала перед ним охорашиваться.

«Не любит она меня, – думал про себя, повеся голову, кузнец. – Ей всё игрушки; а я стою перед нею как дурак и очей не свожу с нее. И все бы стоял перед нею, и век бы не сводил с нее очей! Чудная девка! чего бы я не дал, чтобы узнать, что у нее на сердце, кого она любит! Но нет, ей и нужды нет ни до кого. Она любуется сама собою; мучит меня, бедного; а я за грустью не вижу света; а я ее так люблю, как ни один человек на свете не любил и не будет никогда любить».

– Правда ли, что твоя мать ведьма? – произнесла Оксана и засмеялась; и кузнец почувствовал, что внутри его все засмеялось. Смех этот как будто разом отозвался в сердце и в тихо встрепенувших жилах, и со всем тем досада запала в его душу, что он не во власти расцеловать так приятно засмеявшееся лицо.

– Что мне до матери? ты у меня мать, и отец, и все, что ни есть дорогого на свете. Если б меня призвал царь и сказал: «Кузнец Вакула, проси у меня всего, что ни есть лучшего в моем царстве, все отдам тебе. Прикажу тебе сделать золотую кузницу, и станешь ты ковать серебряными молотами». – «Не хочу, – сказал бы я царю, – ни каменьев дорогих, ни золотой кузницы, ни всего твоего царства: дай мне лучше мою Оксану!»

– Видишь, какой ты! Только отец мой сам не промах. Увидишь, когда он не женится на твоей матери, – проговорила, лукаво усмехнувшись, Оксана. – Однако ж дивчата не приходят… Что б это значило? Давно уже пора колядовать. Мне становится скучно.

– Бог с ними, моя красавица!

– Как бы не так! с ними, верно, придут парубки. Тут-то пойдут балы. Воображаю, каких наговорят смешных историй!

– Так тебе весело с ними?

– Да уж веселее, чем с тобою. А! кто-то стукнул; верно, дивчата с парубками.

«Чего мне больше ждать? – говорил сам с собою кузнец. – Она издевается надо мною. Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова. Но если ж так, не достанется, по крайней мере, другому посмеяться надо мною. Пусть только я наверное замечу, кто ей нравится более моего; я отучу…»

Стук в двери и резко зазвучавший на морозе голос: «Отвори!» – прервал его размышления.

– Постой, я сам отворю, – сказал кузнец и вышел в сени, в намерении отломать с досады бока первому попавшемуся человеку.

Мороз увеличился, и вверху так сделалось холодно, что черт перепрыгивал с одного копытца на другое и дул себе в кулак, желая сколько-нибудь отогреть мерзнувшие руки. Не мудрено, однако ж, и смерзнуть тому, кто толкался от утра до утра в аду, где, как известно, не так холодно, как у нас зимою, и где, надевши колпак и ставши перед очагом, будто в самом деле кухмистр, поджаривал он грешников с таким удовольствием, с каким обыкновенно баба жарит на рождество колбасу.

Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то что была тепло одета; и потому, поднявши руки кверху, отставила ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий на коньках, не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой горе, и прямо в трубу.

Черт таким же порядком отправился вслед за нею. Но так как это животное проворнее всякого франта в чулках, то не мудрено, что он наехал при самом входе в трубу на шею своей любовницы, и оба очутились в просторной печке между горшками.

Путешественница отодвинула потихоньку заслонку, поглядеть, не назвал ли сын ее Вакула в хату гостей, но, увидевши, что никого не было, выключая только мешки, которые лежали посереди хаты, вылезла из печки, скинула теплый кожух, оправилась, и никто бы не мог узнать, что она за минуту назад ездила на метле.

Мать кузнеца Вакулы имела от роду не больше сорока лет. Она была ни хороша, ни дурна собою. Трудно и быть хорошею в такие года. Однако ж она так умела причаровать к себе самых степенных козаков (которым, не мешает, между прочим, заметить, мало было нужды до красоты), что к ней хаживал и голова, и дьяк Осип Никифорович (конечно, если дьячихи не было дома), и козак Корний Чуб, и козак Касьян Свербыгуз. И, к чести ее сказать, она умела искусно обходиться с ними. Ни одному из них и в ум не приходило, что у него есть соперник. Шел ли набожный мужик, или дворянин, как называют себя козаки, одетый в кобеняк с видлогою, в воскресенье в церковь или, если дурная погода, в шинок, – как не зайти к Солохе, не поесть жирных с сметаною вареников и не поболтать в теплой избе с говорливой и угодливой хозяйкой. И дворянин нарочно для этого давал большой крюк, прежде чем достигал шинка, и называл это – заходить по дороге. А пойдет ли, бывало, Солоха в праздник в церковь, надевши яркую плахту с китайчатою запаскою, а сверх ее синюю юбку, на которой сзади нашиты были золотые усы, и станет прямо близ правого крылоса, то дьяк уже верно закашливался и прищуривал невольно в ту сторону глаза; голова гладил усы, заматывал за ухо оселедец и говорил стоявшему близ его соседу: «Эх, добрая баба! черт-баба!»

Солоха кланялась каждому, и каждый думал, что она кланяется ему одному. Но охотник мешаться в чужие дела тотчас бы заметил, что Солоха была приветливее всего с козаком Чубом. Чуб был вдов; восемь скирд хлеба всегда стояли перед его хатою. Две пары дюжих волов всякий раз высовывали свои головы из плетеного сарая на улицу и мычали, когда завидывали шедшую куму – корову, или дядю – толстого быка. Бородатый козел взбирался на самую крышу и дребезжал оттуда резким голосом, как городничий, дразня выступавших по двору индеек и оборачиваяся задом, когда завидывал своих неприятелей, мальчишек, издевавшихся над его бородою. В сундуках у Чуба водилось много полотна, жупанов и старинных кунтушей с золотыми галунами: покойная жена его была щеголиха. В огороде, кроме маку, капусты, подсолнечников, засевалось еще каждый год две нивы табаку. Все это Солоха находила не лишним присоединить к своему хозяйству, заранее размышляя о том, какой оно примет порядок, когда перейдет в ее руки, и удвоивала благосклонность к старому Чубу. А чтобы каким-нибудь образом сын ее Вакула не подъехал к его дочери и не успел прибрать всего себе, и тогда бы наверно не допустил ее мешаться ни во что, она прибегнула к обыкновенному средству всех сорокалетних кумушек: ссорить как можно чаще Чуба с кузнецом. Может быть, эти самые хитрости и сметливость ее были виною, что кое-где начали поговаривать старухи, особливо когда выпивали где-нибудь на веселой сходке лишнее, что Солоха точно ведьма; что парубок Кизяколупенко видел у нее сзади хвост величиною не более бабьего веретена; что она еще в позапрошлый четверг черною кошкою перебежала дорогу; что к попадье раз прибежала свинья, закричала петухом, надела на голову шапку отца Кондрата и убежала назад.

Случилось, что тогда, когда старушки толковали об этом, пришел какой-то коровий пастух Тымиш Коростявый. Он не преминул рассказать, как летом, перед самою петровкою, когда он лег спать в хлеву, подмостивши под голову солому, видел собственными глазами, что ведьма, с распущенною косою, в одной рубашке, начала доить коров, а он не мог пошевельнуться, так был околдован; подоивши коров, она пришла к нему и помазала его губы чем-то таким гадким, что он плевал после того целый день. Но все это что-то сомнительно, потому что один только сорочинский заседатель может увидеть ведьму. И оттого все именитые козаки махали руками, когда слышали такие речи. «Брешут сучи бабы!» – бывал обыкновенный ответ их.

Вылезши из печки и оправившись, Солоха, как добрая хозяйка, начала убирать и ставить все к своему месту, но мешков не тронула: «Это Вакула принес, пусть же сам и вынесет!» Черт между тем, когда еще влетал в трубу, как-то нечаянно оборотившись, увидел Чуба об руку с кумом, уже далеко от избы. Вмиг вылетел он из печки, перебежал им дорогу и начал разрывать со всех сторон кучи замерзшего снега. Поднялась метель. В воздухе забелело. Снег метался взад и вперед сетью и угрожал залепить глаза, рот и уши пешеходам. А черт улетел снова в трубу, в твердой уверенности, что Чуб возвратится вместе с кумом назад, застанет кузнеца и отпотчует его так, что он долго будет не в силах взять в руки кисть и малевать обидные карикатуры.

В самом деле, едва только поднялась метель и ветер стал резать прямо в глаза, как Чуб уже изъявил раскаяние и, нахлобучивая глубже на голову капелюхи, угощал побранками себя, черта и кума. Впрочем, эта досада была притворная. Чуб очень рад был поднявшейся метели. До дьяка еще оставалось в восемь раз больше того расстояния, которое они прошли. Путешественники поворотили назад. Ветер дул в затылок; но сквозь метущий снег ничего не было видно.

– Стой, кум! мы, кажется, не туда идем, – сказал, немного отошедши, Чуб, – я не вижу ни одной хаты. Эх, какая метель! Свороти-ка ты, кум, немного в сторону, не найдешь ли дороги; а я тем временем поищу здесь. Дернет же нечистая сила потаскаться по такой вьюге! Не забудь закричать, когда найдешь дорогу. Эк, какую кучу снега напустил в очи сатана!

Дороги, однако ж, не было видно. Кум, отошедши в сторону, бродил в длинных сапогах взад и вперед и, наконец, набрел прямо на шинок. Эта находка так его обрадовала, что он позабыл все и, стряхнувши с себя снег, вошел в сени, нимало не беспокоясь об оставшемся на улице куме. Чубу показалось между тем, что он нашел дорогу; остановившись, принялся он кричать во все горло, но, видя, что кум не является, решился идти сам.

Немного пройдя, увидел он свою хату. Сугробы снега лежали около нее и на крыше. Хлопая намерзнувшими на холоде руками, принялся он стучать в дверь и кричать повелительно своей дочери отпереть ее.

– Чего тебе тут нужно? – сурово закричал вышедший кузнец.

Чуб, узнавши голос кузнеца, отступил несколько назад. «Э, нет, это не моя хата, – говорил он про себя, – в мою хату не забредет кузнец. Опять же, если присмотреться хорошенько, то и не кузнецова. Чья бы была это хата? Вот на! не распознал! это хромого Левченка, который недавно женился на молодой жене. У него одного только хата похожа на мою. То-то мне показалось и сначала немного чудно, что так скоро пришел домой. Однако ж Левченко сидит теперь у дьяка, это я знаю; зачем же кузнец?.. Э-ге-ге! он ходит к его молодой жене. Вот как! хорошо!.. теперь я все понял».

– Кто ты такой и зачем таскаешься под дверями? – произнес кузнец суровее прежнего и подойдя ближе.

«Нет, не скажу ему, кто я, – подумал Чуб, – чего доброго, еще приколотит, проклятый выродок!» – и, переменив голос, отвечал:

– Это я, человек добрый! пришел вам на забаву поколядовать немного под окнами.

– Убирайся к черту с своими колядками! – сердито закричал Вакула. – Что ж ты стоишь? Слышишь, убирайся сей же час вон!

Чуб сам уже имел это благоразумное намерение; но ему досадно показалось, что принужден слушаться приказаний кузнеца. Казалось, какой-то злой дух толкал его под руку и вынуждал сказать что-нибудь наперекор.

– Что ж ты, в самом деле, так раскричался? – произнес он тем же голосом, – я хочу колядовать, да и полно!

– Эге! да ты от слов не уймешься!.. – Вслед за сими словами Чуб почувствовал пребольной удар в плечо.

– Да вот это ты, как я вижу, начинаешь уже драться! – произнес он, немного отступая.

– Пошел, пошел! – кричал кузнец, наградив Чуба другим толчком.

– Пошел, пошел! – закричал кузнец и захлопнул дверь.

– Смотри, как расхрабрился! – говорил Чуб, оставшись один на улице. – Попробуй подойти! вишь, какой! вот большая цаца! Ты думаешь, я на тебя суда не найду? Нет, голубчик, я пойду, и пойду прямо к комиссару. Ты у меня будешь знать! Я не посмотрю, что ты кузнец и маляр. Однако ж посмотреть на спину и плечи: я думаю, синие пятна есть. Должно быть, больно поколотил, вражий сын! Жаль, что холодно и не хочется скидать кожуха! Постой ты, бесовский кузнец, чтоб черт поколотил и тебя, и твою кузницу, ты у меня напляшешься! Вишь, проклятый шибеник! Однако ж ведь теперь его нет дома. Солоха, думаю, сидит одна. Гм… оно ведь недалеко отсюда; пойти бы! Время теперь такое, что нас никто не застанет. Может, и того, будет можно… Вишь, как больно поколотил проклятый кузнец!

Тут Чуб, почесав свою спину, отправился в другую сторону. Приятность, ожидавшая его впереди при свидании с Солохою, умаливала немного боль и делала нечувствительным и самый мороз, который трещал по всем улицам, не заглушаемый вьюжным свистом. По временам на лице его, которого бороду и усы метель намылила снегом проворнее всякого цирюльника, тирански хватающего за нос свою жертву, показывалась полусладкая мина. Но если бы, однако ж, снег не крестил взад и вперед всего перед глазами, то долго еще можно было бы видеть, как Чуб останавливался, почесывал спину, произносил: «Больно поколотил проклятый кузнец!» – и снова отправлялся в путь.

В то время, когда проворный франт с хвостом и козлиною бородою летал из трубы и потом снова в трубу, висевшая у него на перевязи при боку ладунка, в которую он спрятал украденный месяц, как-то нечаянно зацепившись в печке, растворилась и месяц, пользуясь этим случаем, вылетел через трубу Солохиной хаты и плавно поднялся по небу. Все осветилось. Метели как не бывало. Снег загорелся широким серебряным полем и весь обсыпался хрустальными звездами. Мороз как бы потеплел. Толпы парубков и девушек показались с мешками. Песни зазвенели, и под редкою хатою не толпились колядующие.

Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее горят щеки; а на шалости сам лукавый подталкивает сзади.

Кучи девушек с мешками вломились в хату Чуба, окружили Оксану. Крик, хохот, рассказы оглушили кузнеца. Все наперерыв спешили рассказать красавице что-нибудь новое, выгружали мешки и хвастались паляницами, колбасами, варениками, которых успели уже набрать довольно за свои колядки. Оксана, казалось, была в совершенном удовольствии и радости, болтала то с той, то с другою и хохотала без умолку. С какой-то досадою и завистью глядел кузнец на такую веселость и на этот раз проклинал колядки, хотя сам бывал от них без ума.

– Э, Одарка! – сказала веселая красавица, оборотившись к одной из девушек, – у тебя новые черевики! Ах, какие хорошие! и с золотом! Хорошо тебе, Одарка, у тебя есть такой человек, который все тебе покупает; а мне некому достать такие славные черевики.

– Не тужи, моя ненаглядная Оксана! – подхватил кузнец, – я тебе достану такие черевики, какие редкая панночка носит.

– Ты? – сказала, скоро и надменно поглядев на него, Оксана. – Посмотрю я, где ты достанешь черевики, которые могла бы я надеть на свою ногу. Разве принесешь те самые, которые носит царица.

– Видишь, какие захотела! – закричала со смехом девичья толпа.

– Да, – продолжала гордо красавица, – будьте все вы свидетельницы: если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж.

Девушки увели с собою капризную красавицу.

– Смейся, смейся! – говорил кузнец, выходя вслед за ними. – Я сам смеюсь над собою! Думаю, и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня не любит, – ну, бог с ней! будто только на всем свете одна Оксана. Слава богу, девчат много хороших и без нее на селе. Да что Оксана? с нее никогда не будет доброй хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет, полно, пора перестать дурачиться.

Но в самое то время, когда кузнец готовился быть решительным, какой-то злой дух проносил пред ним смеющийся образ Оксаны, говорившей насмешливо: «Достань, кузнец, царицыны черевики, выйду за тебя замуж!» Все в нем волновалось, и он думал только об одной Оксане.

Толпы колядующих, парубки особо, девушки особо, спешили из одной улицы в другую. Но кузнец шел и ничего не видал и не участвовал в тех веселостях, которые когда-то любил более всех.

Черт между тем не на шутку разнежился у Солохи: целовал ее руку с такими ужимками, как заседатель у поповны, брался за сердце, охал и сказал напрямик, что если она не согласится удовлетворить его страсти и, как водится, наградить, то он готов на все: кинется в воду, а душу отправит прямо в пекло. Солоха была не так жестока, притом же черт, как известно, действовал с нею заодно. Она таки любила видеть волочившуюся за собою толпу и редко бывала без компании; этот вечер, однако ж, думала провесть одна, потому что все именитые обитатели села званы были на кутью к дьяку. Но все пошло иначе: черт только что представил свое требование, как вдруг послышался голос дюжего головы. Солоха побежала отворить дверь, а проворный черт влез в лежавший мешок.

Голова, стряхнув с своих капелюх снег и выпивши из рук Солохи чарку водки, рассказал, что он не пошел к дьяку, потому что поднялась метель; а увидевши свет в ее хате, завернул к ней, в намерении провесть вечер с нею.

Не успел голова это сказать, как в дверь послышался стук и голос дьяка.

– Спрячь меня куда-нибудь, – шептал голова. – Мне не хочется теперь встретиться с дьяком.

Солоха думала долго, куда спрятать такого плотного гостя; наконец выбрала самый большой мешок с углем; уголь высыпала в кадку, и дюжий голова влез с усами, с головою и с капелюхами в мешок.

Дьяк вошел, покряхтывая и потирая руки, и рассказал, что у него не был никто и что он сердечно рад этому случаю погулять немного у нее и не испугался метели, Тут он подошел к ней ближе, кашлянул, усмехнулся, дотронулся своими длинными пальцами ее обнаженной полной руки и произнес с таким видом, в котором выказывалось и лукавство, и самодовольствие:

– А что это у вас, великолепная Солоха? – И, сказавши это, отскочил он несколько назад.

– Как что? Рука, Осип Никифорович! – отвечала Солоха.

– Гм! рука! хе! хе! хе! – произнес сердечно довольный своим началом дьяк и прошелся по комнате.

– А это что у вас, дражайшая Солоха? – произнес он с таким же видом, приступив к ней снова и схватив ее слегка рукою за шею, и таким же порядком отскочив назад.

– Будто не видите, Осип Никифорович! – отвечала Солоха. – Шея, а на шее монисто.

– Гм! на шее монисто! хе! хе! хе! – И дьяк снова прошелся по комнате, потирая руки.

– А это что у вас, несравненная Солоха?.. – Неизвестно, к чему бы теперь притронулся дьяк своими длинными пальцами, как вдруг послышался в дверь стук и голос козака Чуба.

– Ах, боже мой, стороннее лицо! – закричал в испуге дьяк. – Что теперь, если застанут особу моего звания?.. Дойдет до отца Кондрата!..

Но опасения дьяка были другого рода: он боялся более того, чтобы не узнала его половина, которая и без того страшною рукою своею сделала из его толстой косы самую узенькую.

– Ради бога, добродетельная Солоха, – говорил он, дрожа всем телом. – Ваша доброта, как говорит писание Луки глава трина… трин… Стучатся, ей-богу, стучатся! Ох, спрячьте меня куда-нибудь!

Солоха высыпала уголь в кадку из другого мешка, и не слишком объемистый телом дьяк влез в него и сел на самое дно, так что сверх его можно было насыпать еще с полмешка угля.

– Здравствуй, Солоха! – сказал, входя в хату, Чуб. – Ты, может быть, не ожидала меня, а? правда, не ожидала? может быть, я помешал?.. – продолжал Чуб, показав на лице своем веселую и значительную мину, которая заранее давала знать, что неповоротливая голова его трудилась и готовилась отпустить какую-нибудь колкую и затейливую шутку. – Может быть, вы тут забавлялись с кем-нибудь?.. может быть, ты кого-нибудь спрятала уже, а? – И, восхищенный таким своим замечанием, Чуб засмеялся, внутренно торжествуя, что он один только пользуется благосклонностью Солохи. – Ну, Солоха, дай теперь выпить водки. Я думаю, у меня горло замерзло от проклятого морозу. Послал же бог такую ночь перед рождеством! Как схватилась, слышишь, Солоха, как схватилась… эк окостенели руки: не расстегну кожуха! как схватилась вьюга…

– Стучит кто-то, – сказал остановившийся Чуб.

– Отвори! – закричали сильнее прежнего.

– Это кузнец! – произнес, схватясь за капелюхи, Чуб. – Слышишь, Солоха, куда хочешь девай меня; я ни за что на свете не захочу показаться этому выродку проклятому, чтоб ему набежало, дьявольскому сыну, под обоими глазами по пузырю в копну величиною!

Солоха, испугавшись сама, металась как угорелая и, позабывшись, дала знак Чубу лезть в тот самый мешок, в котором сидел уже дьяк. Бедный дьяк не смел даже изъявить кашлем и кряхтением боли, когда сел ему почти на голову тяжелый мужик и поместил свои намерзнувшие на морозе сапоги по обеим сторонам его висков.

Кузнец вошел, не говоря ни слова, не снимая шапки, и почти повалился на лавку. Заметно, что он был весьма не в духе.

В то самое время, когда Солоха затворила за ним дверь, кто-то постучался снова. Это был козак Свербыгуз. Этого уже нельзя было спрятать в мешок, потому что и мешка такого нельзя было найти. Он был погрузнее телом самого головы и повыше ростом Чубова кума. И потому Солоха вывела его в огород, чтобы выслушать от него все то, что он хотел ей объявить.

Кузнец рассеянно оглядывал углы своей хаты, вслушиваясь по временам в далеко разносившиеся песни колядующих; наконец остановил глаза на мешках: «Зачем тут лежат эти мешки? их давно бы пора убрать отсюда. Через эту глупую любовь я одурел совсем. Завтра праздник, а в хате до сих пор лежит всякая дрянь. Отнести их в кузницу!»

Тут кузнец присел к огромным мешкам, перевязал их крепче и готовился взвалить себе на плечи. Но заметно было, что его мысли гуляли бог знает где, иначе он бы услышал, как зашипел Чуб, когда волоса на голове его прикрутила завязавшая мешок веревка, и дюжий голова начал было икать довольно явственно.

– Неужели не выбьется из ума моего эта негодная Оксана? – говорил кузнец, – не хочу думать о ней; а все думается, и, как нарочно, о ней одной только. Отчего это так, что дума против воли лезет в голову? Кой черт, мешки стали как будто тяжелее прежнего! Тут, верно, положено еще что-нибудь, кроме угля. Дурень я! и позабыл, что теперь мне все кажется тяжелее. Прежде, бывало, я мог согнуть и разогнуть в одной руке медный пятак и лошадиную подкову; а теперь мешков с углем не подыму. Скоро буду от ветра валиться. Нет, – вскричал он, помолчав и ободрившись, – что я за баба! Не дам никому смеяться над собою! Хоть десять таких мешков, все подыму. – И бодро взвалил себе на плеча мешки, которых не понесли бы два дюжих человека. – Взять и этот, – продолжал он, подымая маленький, на дне которого лежал, свернувшись, черт. – Тут, кажется, я положил струмент свой. – Сказав это, он вышел вон из хаты, насвистывая песню:

Шумнее и шумнее раздавались по улицам песни и крики. Толпы толкавшегося народа были увеличены еще пришедшими из соседних деревень. Парубки шалили и бесились вволю. Часто между колядками слышалась какая-нибудь веселая песня, которую тут же успел сложить кто-нибудь из молодых козаков. То вдруг один из толпы вместо колядки отпускал щедровку и ревел во все горло:

Щедрик, ведрик!
Дайте вареник,
Грудочку кашки,
Кiльце ковбаски!

Хохот награждал затейника. Маленькие окна подымались, и сухощавая рука старухи, которые одни только вместе с степенными отцами оставались в избах, высовывалась из окошка с колбасою в руках или куском пирога. Парубки и девушки наперерыв подставляли мешки и ловили свою добычу. В одном месте парубки, зашедши со всех сторон, окружали толпу девушек: шум, крик, один бросал комом снега, другой вырывал мешок со всякой всячиной. В другом месте девушки ловили парубка, подставляли ему ногу, и он летел вместе с мешком стремглав на землю. Казалось, всю ночь напролет готовы были провеселиться. И ночь, как нарочно, так роскошно теплилась! и еще белее казался свет месяца от блеска снега.

Кузнец остановился с своими мешками. Ему почудился в толпе девушек голос и тоненький смех Оксаны. Все жилки в нем вздрогнули; бросивши на землю мешки так, что находившийся на дне дьяк заохал от ушибу и голова икнул во все горло, побрел он с маленьким мешком на плечах вместе с толпою парубков, шедших следом за девичьей толпою, между которою ему послышался голос Оксаны.

«Так, это она! стоит, как царица, и блестит черными очами! Ей рассказывает что-то видный парубок; верно, забавное, потому что она смеется. Но она всегда смеется». Как будто невольно, сам не понимая как, протерся кузнец сквозь толпу и стал около нее.

– А, Вакула, ты тут! здравствуй! – сказала красавица с той же самой усмешкой, которая чуть не сводила Вакулу с ума. – Ну, много наколядовал? Э, какой маленький мешок! А черевики, которые носит царица, достал? достань черевики, выйду замуж! – И, засмеявшись, убежала с толпою.

Как вкопанный стоял кузнец на одном месте. «Нет, не могу; нет сил больше… – произнес он наконец. – Но боже ты мой, отчего она так чертовски хороша? Ее взгляд, и речи, и все, ну вот так и жжет, так и жжет… Нет, невмочь уже пересилить себя! Пора положить конец всему: пропадай душа, пойду утоплюсь в пролубе, и поминай как звали!»

Тут решительным шагом пошел он вперед, догнал толпу, поравнялся с Оксаною и сказал твердым голосом:

– Прощай, Оксана! Ищи себе какого хочешь жениха, дурачь кого хочешь; а меня не увидишь уже больше на этом свете.

Красавица казалась удивленною, хотела что-то сказать, но кузнец махнул рукою и убежал.

– Куда, Вакула? – кричали парубки, видя бегущего кузнеца.

– Прощайте, братцы! – кричал в ответ кузнец. – Даст бог, увидимся на том свете; а на этом уже не гулять нам вместе. Прощайте, не поминайте лихом! Скажите отцу Кондрату, чтобы сотворил панихиду по моей грешной душе. Свечей к иконам чудотворца и божией матери, грешен, не обмалевал за мирскими делами. Все добро, какое найдется в моей скрыне, на церковь! Прощайте!

Проговоривши это, кузнец принялся снова бежать с мешком на спине.

– Он повредился! – говорили парубки.

– Пропадшая душа! – набожно пробормотала проходившая мимо старуха. – Пойти рассказать, как кузнец повесился!

Вакула между тем, пробежавши несколько улиц, остановился перевесть духа. «Куда я, в самом деле, бегу? – подумал он, – как будто уже все пропало. Попробую еще средство: пойду к запорожцу Пузатому Пацюку. Он, говорят, знает всех чертей и все сделает, что захочет. Пойду, ведь душе все же придется пропадать!»

При этом черт, который долго лежал без всякого движения, запрыгал в мешке от радости; но кузнец, подумав, что он как-нибудь зацепил мешок рукою и произвел сам это движение, ударил по мешку дюжим кулаком и, встряхнув его на плечах, отправился к Пузатому Пацюку.

Этот Пузатый Пацюк был точно когда-то запорожцем; но выгнали его или он сам убежал из Запорожья, этого никто не знал. Давно уже, лет десять, а может, и пятнадцать, как он жил в Диканьке. Сначала он жил, как настоящий запорожец: ничего не работал, спал три четверти дня, ел за шестерых косарей и выпивал за одним разом почти по целому ведру; впрочем, было где и поместиться, потому что Пацюк, несмотря на небольшой рост, в ширину был довольно увесист. Притом шаровары, которые носил он, были так широки, что, какой бы большой ни сделал он шаг, ног было совершенно незаметно, и казалось – винокуренная кадь двигалась по улице. Может быть, это самое подало повод прозвать его Пузатым. Не прошло нескольких дней после прибытия его в село, как все уже узнали, что он знахарь. Бывал ли кто болен чем, тотчас призывал Пацюка; а Пацюку стоило только пошептать несколько слов, и недуг как будто рукою снимался. Случалось ли, что проголодавшийся дворянин подавился рыбьей костью, Пацюк умел так искусно ударить кулаком в спину, что кость отправлялась куда ей следует, не причинив никакого вреда дворянскому горлу. В последнее время его редко видали где-нибудь. Причина этому была, может быть, лень, а может, и то, что пролезать в двери делалось для него с каждым годом труднее. Тогда миряне должны были отправляться к нему сами, если имели в нем нужду.

Кузнец не без робости отворил дверь и увидел Пацюка, сидевшего на полу по-турецки, перед небольшою кадушкою, на которой стояла миска с галушками. Эта миска стояла, как нарочно, наравне с его ртом. Не подвинувшись ни одним пальцем, он наклонил слегка голову к миске и хлебал жижу, схватывая по временам зубами галушки.

«Нет, этот, – подумал Вакула про себя, – еще ленивее Чуба: тот, по крайней мере, ест ложкою, а этот и руки не хочет поднять!»

Пацюк, верно, крепко занят был галушками, потому что, казалось, совсем не заметил прихода кузнеца, который, едва ступивши на порог, отвесил ему пренизкий поклон.

– Я к твоей милости пришел, Пацюк! – сказал Вакула, кланяясь снова.

Толстый Пацюк поднял голову и снова начал хлебать галушки.

– Ты, говорят, не во гнев будь сказано… – сказал, собираясь с духом, кузнец, – я веду об этом речь не для того, чтобы тебе нанесть какую обиду, – приходишься немного сродни черту.

Проговоря эти слова, Вакула испугался, подумав, что выразился все еще напрямик и мало смягчил крепкие слова, и, ожидая, что Пацюк, схвативши кадушку вместе с мискою, пошлет ему прямо в голову, отсторонился немного и закрылся рукавом, чтобы горячая жижа с галушек не обрызгала ему лица.

Но Пацюк взглянул и снова начал хлебать галушки. Ободренный кузнец решился продолжать:

– К тебе пришел, Пацюк, дай боже тебе всего, добра всякого в довольствии, хлеба в пропорции! – Кузнец иногда умел ввернуть модное слово; в том он понаторел в бытность еще в Полтаве, когда размалевывал сотнику дощатый забор. – Пропадать приходится мне, грешному! ничто не помогает на свете! Что будет, то будет, приходится просить помощи у самого черта. Что ж, Пацюк? – произнес кузнец, видя неизменное его молчание, – как мне быть?

– Когда нужно черта, то и ступай к черту! – отвечал Пацюк, не подымая на него глаз и продолжая убирать галушки.

– Для того-то я и пришел к тебе, – отвечал кузнец, отвешивая поклон, – кроме тебя, думаю, никто на свете не знает к нему дороги.

Пацюк ни слова и доедал остальные галушки.

– Сделай милость, человек добрый, не откажи! – наступал кузнец, – свинины ли, колбас, муки гречневой, ну, полотна, пшена или иного прочего, в случае потребности… как обыкновенно между добрыми людьми водится… не поскупимся. Расскажи хоть, как, примерно сказать, попасть к нему на дорогу?

– Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами, – произнес равнодушно Пацюк, не изменяя своего положения.

Вакула уставил на него глаза, как будто бы на лбу его написано было изъяснение этих слов. «Что он говорит?» – безмолвно спрашивала его мина; а полуотверстый рот готовился проглотить, как галушку, первое слово. Но Пацюк молчал.

Тут заметил Вакула, что ни галушек, ни кадушки перед ним не было; но вместо того на полу стояли две деревянные миски: одна была наполнена варениками, другая сметаною. Мысли его и глаза невольно устремились на эти кушанья. «Посмотрим, – говорил он сам себе, – как будет есть Пацюк вареники. Наклоняться он, верно, не захочет, чтобы хлебать, как галушки, да и нельзя: нужно вареник сперва обмакнуть в сметану».

Только что он успел это подумать, Пацюк разинул рот, поглядел на вареники и еще сильнее разинул рот. В это время вареник выплеснул из миски, шлепнул в сметану, перевернулся на другую сторону, подскочил вверх и как раз попал ему в рот. Пацюк съел и снова разинул рот, и вареник таким же порядком отправился снова. На себя только принимал он труд жевать и проглатывать.

«Вишь, какое диво!» – подумал кузнец, разинув от удивления рот, и тот же час заметил, что вареник лезет и к нему в рот и уже вымазал губы сметаною. Оттолкнувши вареник и вытерши губы, кузнец начал размышлять о том, какие чудеса бывают на свете и до каких мудростей доводит человека нечистая сила, заметя притом, что один только Пацюк может помочь ему. «Поклонюсь ему еще, пусть растолкует хорошенько… Однако что за черт! ведь сегодня голодная кутья , а он ест вареники, вареники скоромные! Что я, в самом деле, за дурак, стою тут и греха набираюсь! Назад!» И набожный кузнец опрометью выбежал из хаты.

Однако ж черт, сидевший в мешке и заранее уже радовавшийся, не мог вытерпеть, чтобы ушла из рук его такая славная добыча. Как только кузнец опустил мешок, он выскочил из него и сел верхом ему на шею.

Мороз подрал по коже кузнеца; испугавшись и побледнев, не знал он, что делать; уже хотел перекреститься… Но черт, наклонив свое собачье рыльце ему на правое ухо, сказал:

– Это я – твой друг, все сделаю для товарища и друга! Денег дам сколько хочешь, – пискнул он ему в левое ухо. – Оксана будет сегодня же наша, – шепнул он, заворотивши свою морду снова на правое ухо.

Кузнец стоял, размышляя.

– Изволь, – сказал он наконец, – за такую цену готов быть твоим!

Черт всплеснул руками и начал от радости галопировать на шее кузнеца. «Теперь-то попался кузнец! – думал он про себя, – теперь-то я вымещу на тебе, голубчик, все твои малеванья и небылицы, взводимые на чертей! Что теперь скажут мои товарищи, когда узнают, что самый набожнейший из всего села человек в моих руках?» Тут черт засмеялся от радости, вспомнивши, как будет дразнить в аде все хвостатое племя, как будет беситься хромой черт, считавшийся между ними первым на выдумки.

– Ну, Вакула! – пропищал черт, все так же не слезая с шеи, как бы опасаясь, чтобы он не убежал, – ты знаешь, что без контракта ничего не делают.

– Я готов! – сказал кузнец. – У вас, я слышал, расписываются кровью; постой же, я достану в кармане гвоздь! – Тут он заложил назад руку – и хвать черта за хвост.

– Вишь, какой шутник! – закричал, смеясь, черт. – Ну, полно, довольно уже шалить!

– Постой, голубчик! – закричал кузнец, – а вот это как тебе покажется? – При сем слове он сотворил крест, и черт сделался так тих, как ягненок. – Постой же, – сказал он, стаскивая его за хвост на землю, – будешь ты у меня знать подучивать на грехи добрых людей и честных христиан! – Тут кузнец, не выпуская хвоста, вскочил на него верхом и поднял руку для крестного знамения.

– Помилуй, Вакула! – жалобно простонал черт, – все что для тебя нужно, все сделаю, отпусти только душу на покаяние: не клади на меня страшного креста!

– Куда? – произнес печальный черт.

– В Петембург, прямо к царице!

И кузнец обомлел от страха, чувствуя себя подымающимся на воздух.

Долго стояла Оксана, раздумывая о странных речах кузнеца. Уже внутри ее что-то говорило, что она слишком жестоко поступила с ним. Что, если он в самом деле решится на что-нибудь страшное? «Чего доброго! может быть, он с горя вздумает влюбиться в другую и с досады станет называть ее первою красавицею на селе? Но нет, он меня любит. Я так хороша! Он меня ни за что не променяет; он шалит, прикидывается. Не пройдет минут десять, как он, верно, придет поглядеть на меня. Я в самом деле сурова. Нужно ему дать, как будто нехотя, поцеловать себя. То-то он обрадуется!» И ветреная красавица уже шутила со своими подругами.

– Постойте, – сказала одна из них, – кузнец позабыл мешки свои; смотрите, какие страшные мешки! Он не по-нашему наколядовал: я думаю, сюда по целой четверти барана кидали; а колбасам и хлебам, верно, счету нет! Роскошь! целые праздники можно объедаться.

– Это кузнецовы мешки? – подхватила Оксана. – Утащим скорее их ко мне в хату и разглядим хорошенько, что он сюда наклал.

Все со смехом одобрили такое предложение.

– Но мы не поднимем их! – закричала вся толпа вдруг, силясь сдвинуть мешки.

– Постойте, – сказала Оксана, – побежим скорее за санками и отвезем на санках!

И толпа побежала за санками.

Пленникам сильно прискучило сидеть в мешках, несмотря на то что дьяк проткнул для себя пальцем порядочную дыру. Если бы еще не было народу, то, может быть, он нашел бы средство вылезть; но вылезть из мешка при всех, показать себя на смех… это удерживало его, и он решился ждать, слегка только покряхтывая под невежливыми сапогами Чуба. Чуб сам не менее желал свободы, чувствуя, что под ним лежит что-то такое, на котором сидеть страх было неловко. Но как скоро услышал решение своей дочери, то успокоился и не хотел уже вылезть, рассуждая, что к хате своей нужно пройти, по крайней мере, шагов с сотню, а может быть, и другую. Вылезши же, нужно оправиться, застегнуть кожух, подвязать пояс – сколько работы! да и капелюхи остались у Солохи. Пусть же лучше девчата довезут на санках. Но случилось совсем не так, как ожидал Чуб. В то время, когда дивчата побежали за санками, худощавый кум выходил из шинка расстроенный и не в духе. Шинкарка никаким образом не решалась ему верить в долг; он хотел было дожидаться, авось-либо придет какой-нибудь набожный дворянин и попотчует его; но, как нарочно, все дворяне оставались дома и, как честные христиане, ели кутью посреди своих домашних. Размышляя о развращении нравов и о деревянном сердце жидовки, продающей вино, кум набрел на мешки и остановился в изумлении.

– Вишь, какие мешки кто-то бросил на дороге! – сказал он, осматриваясь по сторонам, – должно быть, тут и свинина есть. Полезло же кому-то счастие наколядовать столько всякой всячины! Экие страшные мешки! Положим, что они набиты гречаниками да коржами, и то добре. Хотя бы были тут одни паляницы, и то в шмак : жидовка за каждую паляницу дает осьмуху водки. Утащить скорее, чтобы кто ни увидел. – Тут взвалил он себе на плеча мешок с Чубом и дьяком, но почувствовал, что он слишком тяжел. – Нет, одному будет тяжело несть, – проговорил он, – а вот, как нарочно, идет ткач Шапуваленко. Здравствуй, Остап!

– Здравствуй, – сказал, остановившись, ткач.

– Куда идешь?

– А так, иду, куда ноги идут.

– Помоги, человек добрый, мешки снесть! кто-то колядовал, да и кинул посереди дороги. Добром разделимся пополам.

– Мешки? а с чем мешки, с книшами или паляницами?

– Да, думаю, всего есть.

Тут выдернули они наскоро из плетня палки, положили на них мешок и понесли на плечах.

– Куда ж мы понесем его? в шинок? – спросил дорогою ткач.

– Оно бы и я так думал, чтобы в шинок; но ведь проклятая жидовка не поверит, подумает еще, что где-нибудь украли; к тому же я только что из шинка. Мы отнесем его в мою хату. Нам никто не помешает: жинки нет дома.

– Да точно ли нет дома? – спросил осторожный ткач.

– Слава богу, мы не совсем еще без ума, – сказал кум, – черт ли бы принес меня туда, где она. Она, думаю, протаскается с бабами до света.

– Кто там? – закричала кумова жена, услышав шум в сенях, произведенный приходом двух приятелей с мешком, и отворяя дверь.

Кум остолбенел.

– Вот тебе на! – произнес ткач, опустя руки.

Кумова жена была такого рода сокровище, каких немало на белом свете. Так же как и ее муж, она почти никогда не сидела дома и почти весь день пресмыкалась у кумушек и зажиточных старух, хвалила и ела с большим аппетитом и дралась только по утрам с своим мужем, потому что в это только время и видела его иногда. Хата их была вдвое старее шаровар волостного писаря, крыша в некоторых местах была без соломы. Плетня видны были одни остатки, потому что всякий выходивший из дому никогда не брал палки для собак, в надежде, что будет проходить мимо кумова огорода и выдернет любую из его плетня. Печь не топилась дня по три. Все, что ни напрашивала нежная супруга у добрых людей, прятала как можно подалее от своего мужа и часто самоуправно отнимала у него добычу, если он не успевал ее пропить в шинке. Кум, несмотря на всегдашнее хладнокровие, не любил уступать ей и оттого почти всегда уходил из дому с фонарями под обоими глазами, а дорогая половина, охая, плелась рассказывать старушкам о бесчинстве своего мужа и о претерпенных ею от него побоях.

Теперь можно себе представить, как были озадачены ткач и кум таким неожиданным явлением. Опустивши мешок, они заступили его собою и закрыли полами; но уже было поздно: кумова жена хотя и дурно видела старыми глазами, однако ж мешок заметила.

– Вот это хорошо! – сказала она с таким видом, в котором заметна была радость ястреба. – Это хорошо, что наколядовали столько! Вот так всегда делают добрые люди; только нет, я думаю, где-нибудь подцепили. Покажите мне сейчас, слышите, покажите сей же час мешок ваш!

– Лысый черт тебе покажет, а не мы, – сказал, приосанясь, кум.

– Тебе какое дело? – сказал ткач, – мы наколядовали, а не ты.

– Нет, ты мне покажешь, негодный пьяница! – вскричала жена, ударив высокого кума кулаком в подбородок и продираясь к мешку.

Но ткач и кум мужественно отстояли мешок и заставили ее попятиться назад. Не успели они оправиться, как супруга выбежала в сени уже с кочергою в руках. Проворно хватила кочергою мужа по рукам, ткача по спине и уже стояла возле мешка.

– Что мы допустили ее? – сказал ткач, очнувшись.

– Э, что мы допустили! а отчего ты допустил? – сказал хладнокровно кум.

– У вас кочерга, видно, железная! – сказал после небольшого молчания ткач, почесывая спину. – Моя жинка купила прошлый год на ярмарке кочергу, дала пивкопы, – та ничего… не больно.

Между тем торжествующая супруга, поставив на пол каганец, развязала мешок и заглянула в него. Но, верно, старые глаза ее, которые так хорошо увидели мешок, на этот раз обманулись.

– Э, да тут лежит целый кабан! – вскрикнула она, всплеснув от радости в ладоши.

– Кабан! слышишь, целый кабан! – толкал ткач кума. – А все ты виноват!

– Что ж делать! – произнес, пожимая плечами, кум.

– Как что? чего мы стоим? отнимем мешок! ну, приступай!

– Пошла прочь! пошла! это наш кабан! – кричал, выступая, ткач.

– Ступай, ступай, чертова баба! это не твое добро! – говорил, приближаясь, кум.

Супруга принялась снова за кочергу, но Чуб в это время вылез из мешка и стал посреди сеней, потягиваясь, как человек, только что пробудившийся от долгого сна.

Кумова жена вскрикнула, ударивши об полы руками, и все невольно разинули рты.

– Что ж она, дура, говорит: кабан! Это не кабан! – сказал кум, выпуча глаза.

– Вишь, какого человека кинуло в мешок! – сказал ткач, пятясь от испугу. – Хоть что хочешь говори, хоть тресни, а не обошлось без нечистой силы. Ведь он не пролезет в окошко!

– Это кум! – вскрикнул, вглядевшись, кум.

– А ты думал кто? – сказал Чуб, усмехаясь. – Что, славную я выкинул над вами штуку? А вы небось хотели меня съесть вместо свинины? Постойте же, я вас порадую: в мешке лежит еще что-то, – если не кабан, то, наверно, поросенок или иная живность. Подо мною беспрестанно что-то шевелилось.

Ткач и кум кинулись к мешку, хозяйка дома уцепилась с противной стороны, и драка возобновилась бы снова, если бы дьяк, увидевши теперь, что ему некуда скрыться, не выкарабкался из мешка.

Кумова жена, остолбенев, выпустила из рук ногу, за которую начала было тянуть дьяка из мешка.

– Вот и другой еще! – вскрикнул со страхом ткач, – черт знает как стало на свете… голова идет кругом… не колбас и не паляниц, а людей кидают в мешки!

– Это дьяк! – произнес изумившийся более всех Чуб. – Вот тебе на! ай да Солоха! посадить в мешок… То-то, я гляжу, у нее полная хата мешков… Теперь я все знаю: у нее в каждом мешке сидело по два человека. А я думал, что она только мне одному… Вот тебе и Солоха!

Девушки немного удивились, не найдя одного мешка. «Нечего делать, будет с нас и этого», – лепетала Оксана. Все принялись за мешок и взвалили его на санки.

Голова решился молчать, рассуждая: если он закричит, чтобы его выпустили и развязали мешок, – глупые дивчата разбегутся, подумают, что в мешке сидит дьявол, и он останется на улице, может быть, до завтра.

Девушки между тем, дружно взявшись за руки, полетели, как вихорь, с санками по скрыпучему снегу. Множество, шаля, садилось на санки; другие взбирались на самого голову. Голова решился сносить все. Наконец проехали, отворили настежь двери в сенях и хате и с хохотом втащили мешок.

– Посмотрим, что-то лежит тут, – закричали все, бросившись развязывать.

Тут икотка, которая не переставала мучить голову во все время сидения его в мешке, так усилилась, что он начал икать и кашлять во все горло.

– Ах, тут сидит кто-то! – закричали все и в испуге бросились вон из дверей.

– Что за черт! куда вы мечетесь как угорелые? – сказал, входя в дверь, Чуб.

– Ах, батько! – произнесла Оксана, – в мешке сидит кто-то!

– В мешке? где вы взяли этот мешок?

– Кузнец бросил его посередь дороги, – сказали все вдруг.

«Ну, так, не говорил ли я?..» – подумал про себя Чуб.

– Чего ж вы испугались? посмотрим. А ну-ка, чоловиче, прошу не погневиться, что не называем по имени и отчеству, вылезай из мешка!

Голова вылез.

– Ах! – вскрикнули девушки.

– И голова влез туда же, – говорил про себя Чуб в недоумении, меряя его с головы до ног, – вишь как!.. Э!.. – более он ничего не мог сказать.

Голова сам был не меньше смущен и не знал, что начать.

– Должно быть, на дворе холодно? – сказал он, обращаясь к Чубу.

– Морозец есть, – отвечал Чуб. – А позволь спросить тебя, чем ты смазываешь свои сапоги, смальцем или дегтем?

Он хотел не то сказать, он хотел спросить: «Как ты, голова, залез в этот мешок?» – но сам не понимал, как выговорил совершенно другое.

– Дегтем лучше! – сказал голова. – Ну, прощай, Чуб! – И, нахлобучив капелюхи, вышел из хаты.

– Для чего спросил я сдуру, чем он мажет сапоги! – произнес Чуб, поглядывая на двери, в которые вышел голова. – Ай да Солоха! эдакого человека засадить в мешок!.. Вишь, чертова баба! А я дурак… да где же тот проклятый мешок?

– Я кинула его в угол, там больше ничего нет, – сказала Оксана.

– Знаю я эти штуки, ничего нет! подайте его сюда: там еще один сидит! Встряхните его хорошенько… Что, нет?.. Вишь, проклятая баба! А поглядеть на нее – как святая, как будто и скоромного никогда не брала в рот.

Но оставим Чуба изливать на досуге свою досаду и возвратимся к кузнецу, потому что уже на дворе, верно, есть час девятый.

Сначала страшно показалось Вакуле, когда поднялся он от земли на такую высоту, что ничего уже не мог видеть внизу, и пролетел как муха под самым месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы его шапкою. Однако ж мало спустя он ободрился и уже стал подшучивать над чертом. Его забавляло до крайности, как черт чихал и кашлял, когда он снимал с шеи кипарисный крестик и подносил к нему. Нарочно поднимал он руку почесать голову, а черт, думая, что его собираются крестить, летел еще быстрее. Все было светло в вышине. Воздух в легком серебряном тумане был прозрачен. Все было видно, и даже можно было заметить, как вихрем пронесся мимо их, сидя в горшке, колдун; как звезды, собравшись в кучу, играли в жмурки; как клубился в стороне облаком целый рой духов; как плясавший при месяце черт снял шапку, увидавши кузнеца, скачущего верхом; как летела возвращавшаяся назад метла, на которой, видно, только что съездила куда нужно ведьма… много еще дряни встречали они. Все, видя кузнеца, на минуту останавливалось поглядеть на него и потом снова неслось далее и продолжало свое; кузнец все летел; и вдруг заблестел перед ним Петербург весь в огне. (Тогда была по какому-то случаю иллюминация.) Черт, перелетев через шлагбаум, оборотился в коня, и кузнец увидел себя на лихом бегуне середи улицы.

Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырехэтажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдавались с четырех сторон; домы росли и будто подымались из земли на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по стенам, досягая головою труб и крыш. С изумлением оглядывался кузнец на все стороны. Ему казалось, что все домы устремили на него свои бесчисленные огненные очи и глядели. Господ в крытых сукном шубах он увидел так много, что не знал, кому шапку снимать. «Боже ты мой, сколько тут панства! – подумал кузнец. – Я думаю, каждый, кто ни пройдет по улице в шубе, то и заседатель, то и заседатель! а те, что катаются в таких чудных бричках со стеклами, те когда не городничие, то, верно, комиссары, а может, еще и больше». Его слова прерваны были вопросом черта: «Прямо ли ехать к царице?» «Нет, страшно, – подумал кузнец. – Тут где-то, не знаю, пристали запорожцы, которые проезжали осенью чрез Диканьку. Они ехали из Сечи с бумагами к царице; все бы таки посоветоваться с ними».

– Эй, сатана, полезай ко мне в карман да веди к запорожцам!

Черт в одну минуту похудел и сделался таким маленьким, что без труда влез к нему в карман. А Вакула не успел оглянуться, как очутился перед большим домом, вошел, сам не зная как, на лестницу, отворил дверь и подался немного назад от блеска, увидевши убранную комнату; но немного ободрился, узнавши тех самых запорожцев, которые проезжали через Диканьку, сидевших на шелковых диванах, поджав под себя намазанные дегтем сапоги, и куривших самый крепкий табак, называемый обыкновенно корешками.

– Здравствуйте, панове! помогай бог вам! вот где увиделись! – сказал кузнец, подошевши близко и отвесивши поклон до земли.

– Что там за человек? – спросил сидевший перед самым кузнецом другого, сидевшего подалее.

– А вы не познали? – сказал кузнец, – это я, Вакула, кузнец! Когда проезжали осенью через Диканьку, то прогостили, дай боже вам всякого здоровья и долголетия, без малого два дни. И новую шину тогда поставил на переднее колесо вашей кибитки!

– А! – сказал тот же запорожец, – это тот самый кузнец, который малюет важно. Здорово, земляк, зачем тебя бог принес?

– А так, захотелось поглядеть, говорят…

– Что же земляк, – сказал, приосанясь, запорожец и желая показать, что он может говорить и по-русски, – што балшой город?

Кузнец и себе не хотел осрамиться и показаться новичком, притом же, как имели случай видеть выше сего, он знал и сам грамотный язык.

– Губерния знатная! – отвечал он равнодушно. – Нечего сказать: домы балшущие, картины висят скрозь важные. Многие домы исписаны буквами из сусального золота до чрезвычайности. Нечего сказать, чудная пропорция!

Запорожцы, услышавши кузнеца, так свободно изъясняющегося, вывели заключение очень для него выгодное.

– После потолкуем с тобою, земляк, побольше; теперь же мы едем сейчас к царице.

– К царице? А будьте ласковы, панове, возьмите и меня с собою!

– Тебя? – произнес запорожец с таким видом, с каким говорит дядька четырехлетнему своему воспитаннику, просящему посадить его на настоящую, на большую лошадь. – Что ты будешь там делать? Нет, не можно. – При этом на лице его выразилась значительная мина. – Мы, брат, будем с царицей толковать про свое.

– Возьмите! – настаивал кузнец. – Проси! – шепнул он тихо черту, ударив кулаком по карману.

Не успел он этого сказать, как другой запорожец проговорил:

– Возьмем его, в самом деле, братцы!

– Пожалуй, возьмем! – произнесли другие.

– Надевай же платье такое, как и мы.

Кузнец схватился натянуть на себя зеленый жупан, как вдруг дверь отворилась и вошедший с позументами человек сказал, что пора ехать.

Чуднó снова показалось кузнецу, когда он понесся в огромной карете, качаясь на рессорах, когда с обеих сторон мимо его бежали назад четырехэтажные домы и мостовая, гремя, казалось, сама катилась под ноги лошадям.

«Боже ты мой, какой свет! – думал про себя кузнец. – У нас днем не бывает так светло».

Кареты остановились перед дворцом. Запорожцы вышли, вступили в великолепные сени и начали подыматься на блистательно освещенную лестницу.

– Что за лестница! – шептал про себя кузнец, – жаль ногами топтать. Экие украшения! Вот, говорят, лгут сказки! кой черт лгут! боже ты мой, что за перила! какая работа! тут одного железа рублей на пятьдесят пошло!

Уже взобравшись на лестницу, запорожцы прошли первую залу. Робко следовал за ними кузнец, опасаясь на каждом шагу поскользнуться на паркете. Прошли три залы, кузнец все еще не переставал удивляться. Вступивши в четвертую, он невольно подошел к висевшей на стене картине. Это была пречистая дева с младенцем на руках. «Что за картина! что за чудная живопись! – рассуждал он, – вот, кажется, говорит! кажется, живая! а дитя святое! и ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! боже ты мой, какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, все ярь да бакан; а голубая так и горит! важная работа! должно быть, грунт наведен был блейвасом. Сколь, однако ж, ни удивительны сии малевания, но эта медная ручка, – продолжал он, подходя к двери и щупая замок, – еще большего достойна удивления. Эк какая чистая выделка! это всё, я думаю, немецкие кузнецы, за самые дорогие цены делали…»

Может быть, долго еще бы рассуждал кузнец, если бы лакей с галунами не толкнул его под руку и не напомнил, чтобы он не отставал от других. Запорожцы прошли еще две залы и остановились. Тут велено им было дожидаться. В зале толпилось несколько генералов в шитых золотом мундирах. Запорожцы поклонились на все стороны и стали в кучу.

Минуту спустя вошел в сопровождении целой свиты величественного роста, довольно плотный человек в гетьманском мундире, в желтых сапожках. Волосы на нем были растрепаны, один глаз немного крив, на лице изображалась какая-то надменная величавость, во всех движениях видна была привычка повелевать. Все генералы, которые расхаживали довольно спесиво в золотых мундирах, засуетились, и с низкими поклонами, казалось, ловили его каждое слово и даже малейшее движение, чтобы сейчас лететь выполнять его. Но гетьман не обратил даже и внимания, едва кивнул головою и подошел к запорожцам.

Запорожцы отвесили все поклон в ноги.

– Все ли вы здесь? – спросил он протяжно, произнося слова немного в нос.

– Та, вси, батько! – отвечали запорожцы, кланяясь снова.

– Не забудете говорить так, как я вас учил?

– Нет батько, не позабудем.

– Это царь? – спросил кузнец одного из запорожцев.

– Куда тебе царь! это сам Потемкин, – отвечал тот.

В другой комнате послышались голоса, и кузнец не знал, куда деть свои глаза от множества вошедших дам в атласных платьях с длинными хвостами и придворных в шитых золотом кафтанах и с пучками назади. Он только видел один блеск и больше ничего. Запорожцы вдруг все пали на землю и закричали в один голос:

– Помилуй, мамо! помилуй!

Кузнец, не видя ничего, растянулся и сам со всем усердием на полу.

– Встаньте, – прозвучал над ними повелительный и вместе приятный голос. Некоторые из придворных засуетились и толкали запорожцев.

– Не встанем, мамо! не встанем! умрем, а на встанем! – кричали запорожцы.

Потемкин кусал себе губы, наконец подошел сам и повелительно шепнул одному из запорожцев. Запорожцы поднялись.

Тут осмелился и кузнец поднять голову и увидел стоявшую перед собою небольшого роста женщину, несколько даже дородную, напудренную, с голубыми глазами, и вместе с тем величественно улыбающимся видом, который так умел покорять себе все и мог только принадлежать одной царствующей женщине.

– Светлейший обещал меня познакомить сегодня с моим народом, которого я до сих пор еще не видала, – говорила дама с голубыми глазами, рассматривая с любопытством запорожцев. – Хорошо ли вас здесь содержат? – продолжала она, подходя ближе.

– Та спасиби, мамо! Провиянт дают хороший, хотя бараны здешние совсем не то, что у нас на Запорожье, – почему ж не жить как-нибудь?..

Потемкин поморщился, видя, что запорожцы говорят совершенно не то, чему он их учил…

Один из запорожцев, приосанясь, выступил вперед:

– Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? чем прогневили? Разве держали мы руку поганого татарина; разве соглашались в чем-либо с турчином; разве изменили тебе делом или помышлением? За что ж немилость? Прежде слыхали мы, что приказываешь везде строить крепости от нас; после слушали, что хочешь поворотить в карабинеры ; теперь слышим новые напасти. Чем виновато запорожское войско? тем ли, что перевело твою армию через Перекоп и помогло твоим енералам порубать крымцев?..

Потемкин молчал и небрежно чистил небольшою щеточкою свои бриллианты, которыми были унизаны его руки.

– Чего же хотите вы? – заботливо спросила Екатерина.

Запорожцы значительно взглянули друг на друга.

«Теперь пора! Царица спрашивает, чего хотите!» – сказал сам себе кузнец и вдруг повалился на землю.

– Ваше царское величество, не прикажите казнить, прикажите миловать! Из чего, не во гнев будь сказано вашей царской милости, сделаны черевички, что на ногах ваших? Я думаю, ни один швец ни в одном государстве на свете не сумеет так сделать. Боже ты мой, что, если бы моя жинка надела такие черевики!

Государыня засмеялась. Придворные засмеялись тоже. Потемкин и хмурился и улыбался вместе. Запорожцы начали толкать под руку кузнеца, думая, не с ума ли он сошел.

– Встань! – сказала ласково государыня. – Если так тебе хочется иметь такие башмаки, то это нетрудно сделать. Принесите ему сей же час башмаки самые дорогие, с золотом! Право, мне очень нравится это простодушие! Вот вам, – продолжала государыня, устремив глаза на стоявшего подалее от других средних лет человека с полным, но несколько бледным лицом , которого скромный кафтан с большими перламутровыми пуговицами, показывал, что он не принадлежал к числу придворных, – предмет, достойный остроумного пера вашего!

– Вы, ваше императорское величество, слишком милостивы. Сюда нужно, по крайней мере, Лафонтена! – отвечал, поклонясь, человек с перламутровыми пуговицами.

– По чести скажу вам: я до сих пор без памяти от вашего «Бригадира». Вы удивительно хорошо читаете! Однако ж, – продолжала государыня, обращаясь снова к запорожцам, – я слышала, что на Сечи у вас никогда не женятся.

– Як же, мамо! ведь человеку, сама знаешь, без жинки нельзя жить, – отвечал тот самый запорожец, который разговаривал с кузнецом, и кузнец удивился, слыша, что этот запорожец, зная так хорошо грамотный язык, говорит с царицею, как будто нарочно, самым грубым, обыкновенно называемым мужицким наречием. «Хитрый народ! – подумал он сам себе, – верно, недаром он это делает».

– Мы не чернецы, – продолжал запорожец, – а люди грешные. Падки, как и все честное христианство, до скоромного. Есть у нас не мало таких, которые имеют жен, только не живут с ними на Сечи. Есть такие, что имеют жен в Польше; есть такие, что имеют жен в Украйне; есть такие, что имеют жен и в Турещине.

В это время кузнецу принесли башмаки.

– Боже ты мой, что за украшение! – вскрикнул он радостно, ухватив башмаки. – Ваше царское величество! Что ж, когда башмаки такие на ногах и в них, чаятельно, ваше благородие, ходите и на лед ковзаться , какие ж должны быть самые ножки? думаю, по малой мере из чистого сахара.

Государыня, которая точно имела самые стройные и прелестные ножки, не могла не улыбнуться, слыша такой комплимент из уст простодушного кузнеца, который в своем запорожском платье мог почесться красавцем, несмотря на смуглое лицо.

Обрадованный таким благосклонным вниманием, кузнец уже хотел было расспросить хорошенько царицу о всем: правда ли, что цари едят один только мед да сало, и тому подобное; но, почувствовав, что запорожцы толкают его под бока, решился замолчать; и когда государыня, обратившись к старикам, начала расспрашивать, как у них живут на Сечи, какие обычаи водятся, – он, отошедши назад, нагнулся к карману, сказал тихо: «Выноси меня отсюда скорее!» – и вдруг очутился за шлагбаумом.

– Утонул! ей-богу, утонул! вот чтобы я не сошла с этого места, если не утонул! – лепетала толстая ткачиха, стоя в куче диканьских баб посереди улицы.

– Что ж, разве я лгунья какая? разве я у кого-нибудь корову украла? разве я сглазила кого, что ко мне не имеют веры? – кричала баба в козацкой свитке, с фиолетовым носом, размахивая руками. – Вот чтобы мне воды не захотелось пить, если старая Переперчиха не видела собственными глазами, как повесился кузнец!

– Кузнец повесился? вот тебе на! – сказал голова, выходивший от Чуба, остановился и протеснился ближе к разговаривавшим.

– Скажи лучше, чтоб тебе водки не захотелось пить, старая пьяница! – отвечала ткачиха, – нужно быть такой сумасшедшей, как ты, чтобы повеситься! Он утонул! утонул в пролубе! Это я так знаю, как то, что ты была сейчас у шинкарки.

– Срамница! вишь, чем стала попрекать! – гневно возразила баба с фиолетовым носом. – Молчала бы, негодница! Разве я не знаю, что к тебе дьяк ходит каждый вечер?

Ткачиха вспыхнула.

– Что дьяк? к кому дьяк? что ты врешь?

– Дьяк? – пропела, теснясь к спорившим, дьячиха, в тулупе из заячьего меха, крытом синею китайкой. – Я дам знать дьяка! Кто это говорит – дьяк?

– А вот к кому ходит дьяк! – сказала баба с фиолетовым носом, указывая на ткачиху.

– Так это ты, сука, – сказала дьячиха, подступая к ткачихе, – так это ты, ведьма, напускаешь ему туман и поишь нечистым зельем, чтобы ходил к тебе?

– Отвяжись от меня, сатана! – говорила, пятясь, ткачиха.

– Вишь, проклятая ведьма, чтоб ты не дождала детей своих видеть, негодная! Тьфу!.. – Тут дьячиха плюнула прямо в глаза ткачихе.

Ткачиха хотела и себе сделать то же, но вместо того плюнула в небритую бороду голове, который, чтобы лучше все слышать, подобрался к самим спорившим.

– А, скверная баба! – закричал голова, обтирая полою лицо и поднявши кнут. Это движение заставило всех разойтиться с ругательствами в разные стороны. – Экая мерзость! – повторял он, продолжая обтираться. – Так кузнец утонул! Боже ты мой, а какой важный живописец был! какие ножи крепкие, серпы, плуги умел выковывать! Что за сила была! Да, – продолжал он, задумавшись, – таких людей мало у нас на селе. То-то я, еще сидя в проклятом мешке, замечал, что бедняжка был крепко не в духе. Вот тебе и кузнец! был, а теперь и нет! А я собирался было подковать свою рябую кобылу!..

И, будучи полон таких христианских мыслей, голова тихо побрел в свою хату.

Оксана смутилась, когда до нее дошли такие вести. Она мало верила глазам Переперчихи и толкам баб; она знала, что кузнец довольно набожен, чтобы решиться погубить свою душу. Но что, если он в самом деле ушел с намерением никогда не возвращаться в село? А вряд ли и в другом месте где найдется такой молодец, как кузнец! Он же так любил ее! Он долее всех выносил ее капризы! Красавица всю ночь под своим одеялом поворачивалась с правого бока на левый, с левого на правый – и не могла заснуть. То, разметавшись в обворожительной наготе, которую ночной мрак скрывал даже от нее самой, она почти вслух бранила себя; то, приутихнув, решалась ни о чем не думать – и все думала. И вся горела; и к утру влюбилась по уши в кузнеца.

Чуб не изъявил ни радости, ни печали об участи Вакулы. Его мысли заняты были одним: он никак не мог позабыть вероломства Солохи и сонный не переставал бранить ее.

Настало утро. Вся церковь еще до света была полна народа. Пожилые женщины в белых намитках, в белых суконных свитках набожно крестились у самого входа церковного. Дворянки в зеленых и желтых кофтах, а иные даже в синих кунтушах с золотыми назади усами, стояли впереди их. Дивчата, у которых на головах намотана была целая лавка лент, а на шее монист, крестов и дукатов, старались пробраться еще ближе к иконостасу. Но впереди всех были дворяне и простые мужики с усами, с чубами, с толстыми шеями и только что выбритыми подбородками, все большею частью в кобеняках, из-под которых выказывалась белая, а у иных и синяя свитка. На всех лицах, куда ни взглянь, виден был праздник. Голова облизывался, воображая, как он разговеется колбасою; дивчата помышляли о том, как они будут ковзаться с хлопцами на льду; старухи усерднее, нежели когда-либо, шептали молитвы. По всей церкви слышно было, как козак Свербыгуз клал поклоны. Одна только Оксана стояла как будто не своя: молилась и не молилась. На сердце у нее столпилось столько разных чувств, одно другого досаднее, одно другого печальнее, что лицо ее выражало одно только сильное смущение; слезы дрожали на глазах. Дивчата не могли понять этому причины и не подозревали, чтобы виною был кузнец. Однако ж не одна Оксана была занята кузнецом. Все миряне заметили, что праздник – как будто не праздник; что как будто все чего-то недостает. Как на беду, дьяк после путешествия в мешке охрип и дребезжал едва слышным голосом; правда, приезжий певчий славно брал баса, но куда бы лучше, если бы и кузнец был, который всегда, бывало, как только пели «Отче наш» или «Иже херувимы», всходил на крылос и выводил оттуда тем же самым напевом, каким поют и в Полтаве. К тому же он один исправлял должность церковного титара. Уже отошла заутреня; после заутрени отошла обедня… куда же это, в самом деле, запропастился кузнец?

Еще быстрее в остальное время ночи несся черт с кузнецом назад. И мигом очутился Вакула около своей хаты. В это время пропел петух. «Куда? – закричал он, ухватя за хвост хотевшего убежать черта, – постой, приятель, еще не все: я еще не поблагодарил тебя». Тут, схвативши хворостину, отвесил он ему три удара, и бедный черт припустил бежать, как мужик, которого только что выпарил заседатель. Итак, вместо того чтобы провесть, соблазнить и одурачить других, враг человеческого рода был сам одурачен. После сего Вакула вошел в сени, зарылся в сено и проспал до обеда. Проснувшись, он испугался, когда увидел, что солнце уже высоко: «Я проспал заутреню и обедню!» Тут благочестивый кузнец погрузился в уныние, рассуждая, что это, верно, бог нарочно, в наказание за грешное его намерение погубить свою душу, наслал сон, который не дал даже ему побывать в такой торжественный праздник в церкви. Но, однако ж, успокоив себя тем, что в следующую неделю исповедается в этом попу и с сегодняшнего же дня начнет бить по пятидесяти поклонов через весь год, заглянул он в хату; но в ней не было никого. Видно, Солоха еще не возвращалась. Бережно вынул он из пазухи башмаки и снова изумился дорогой работе и чудному происшествию минувшей ночи; умылся, оделся как можно лучше, надел то самое платье, которое достал от запорожцев, вынул из сундука новую шапку из решетиловских смушек с синим верхом, который не надевал еще ни разу с того времени, как купил ее еще в бытность в Полтаве; вынул также новый всех цветов пояс; положил все это вместе с нагайкою в платок и отправился прямо к Чубу.

Чуб выпучил глаза, когда вошел к нему кузнец, и не знал, чему дивиться: тому ли, что кузнец воскрес, тому ли, что кузнец смел к нему прийти, или тому, что он нарядился таким щеголем и запорожцем. Но еще больше изумился он, когда Вакула развязал платок и положил перед ним новехонькую шапку и пояс, какого не видано было на селе, а сам повалился ему в ноги и проговорил умоляющим голосом:

– Помилуй, батько! не гневись! вот тебе и нагайка: бей, сколько душа пожелает, отдаюсь сам; во всем каюсь; бей, да не гневись только! Ты ж когда-то братался с покойным батьком, вместе хлеб-соль ели и магарыч пили.

Чуб не без тайного удовольствия видел, как кузнец, который никому на селе в ус не дул, сгибал в руке пятаки и подковы, как гречневые блины, тот самый кузнец лежал у ног его… Чтоб еще больше не уронить себя, Чуб взял нагайку и ударил его три раза по спине.

– Ну, будет с тебя, вставай! старых людей всегда слушай! Забудем все, что было меж нами! Ну, теперь говори, чего тебе хочется?

– Отдай, батько, за меня Оксану!

– Чуб немного подумал, поглядел на шапку и пояс: шапка была чудная, пояс также не уступал ей; вспомнил о вероломной Солохе и сказал решительно:

– Добре! присылай сватов!

– Ай! – вскрикнула Оксана, переступив через порог и увидев кузнеца, и вперила с изумлением и радостью в него очи.

– Погляди, какие я тебе принес черевики! – сказал Вакула, – те самые, которые носит царица.

– Нет! нет! мне не нужно черевиков! – говорила она, махая руками и не сводя с него очей, – я и без черевиков… – Далее она не договорила и покраснела.

Кузнец подошел ближе, взял ее за руку; красавица и очи потупила. Еще никогда не была она так чудно хороша. Восхищенный кузнец тихо поцеловал ее, и лицо ее пуще загорелось, и она стала еще лучше.

Проезжал через Диканьку блаженной памяти архиерей, хвалил место, на котором стоит село, и, проезжая по улице, остановился перед новою хатою.

– А чья это такая размалеванная хата? – спросил преосвященный у стоявшей близ дверей красивой женщины с дитятей на руках.

– Кузнеца Вакулы, – сказала ему, кланяясь, Оксана, потому что это именно была она.

– Славно! славная работа! – сказал преосвященный, разглядывая двери и окна. А окна все были обведены кругом красною краскою; на дверях же везде были козаки на лошадях, с трубками в зубах.

Но еще больше похвалил преосвященный Вакулу, когда узнал, что он выдержал церковное покаяние и выкрасил даром весь левый крылос зеленою краскою с красными цветами. Это, однако ж, не все: на стене сбоку, как войдешь в церковь, намалевал Вакула черта в аду, такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а бабы, как только расплакивалось у них на руках дитя подносили его к картине и говорили: «Он бачь, яка кака намалевана!» – и дитя, удерживая слезенки, косилось на картину и жалось к груди своей матери.

Колядовать у нас называется петь под окнами накануне рождества песни, которые называются колядками. Тому, кто колядует, всегда кинет в мешок хозяйка, или хозяин, или кто остается дома колбасу, или хлеб, или медный грош, чем кто богат. Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за бога, и что будто оттого пошли и колядки. Кто его знает? Не нам, простым людям, об этом толковать. Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угождает сатане. Однако ж если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду. Поют часто про рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому. Замечание пасичника. (Примеч. Гоголя.)

Немцем называют у нас всякого, кто только из чужой земли, хоть будь он француз, или цесарец, или швед - всё немец. (Примеч. Гоголя.)

Издавна считалось, что лучшее время для того, чтобы узнать будущее, приходится на святки. Святки – это две недели зимних праздников, которые начинаются в канун Рождества – 6 января, и заканчиваются 19 января – на Крещение. Но самая благоприятная пора для гаданий – ночь накануне Рождества.

В Англии с наступлением темноты девушка отправлялась к поленнице и приносила домой охапку дров. Утром их пересчитывали: если число дров оказалось четным, в наступающем году предстояло справить свадьбу, если нечетным – свадьба откладывалась.

В России гадают очень похоже – в полночь подходят к дощатому забору и, раскинув руки, стараются охватить как можно большее количество досок. Если «в объятиях» окажется четное количество деревяшек – быть свадьбе.

В Чехии принято гадать на яблоках. После Рождественского ужина яблоки разрезают поперек, и если внутри оказывается правильная звездочка из косточек, грядущий год будет счастливым.

А чтобы узнать, взаимны ли сердечные чувства, старинный чешский обычай предписывает выбрать самое аппетитное яблоко и угостить им предмет своей страсти. Если возлюбленный или возлюбленная это яблоко съест до огрызка – можно рассчитывать на ответные чувства, съест вместе с серединкой – быть молодым вместе. Ну а если откажется, недоест или того хуже – отдаст яблоко кому-то другому – не любит и не полюбит.

Для болгар самое верное средство получить ответ на любой вопрос – спросить у книги. Все просто: задумывается желание, номер страницы, абзац и строчка – там и хранится предсказание. Если ответ не прямой, то каждый может истолковать его по своему разумению.

А вот как стараются предсказать рождение ребенка в Греции. Берут пирог или ватрушку, кладут на центр стола. Гадающему завязывают глаза и вручают нож с деревянной ручкой – пусть разрежет пирог. Если нож коснется середины пирога – в наступившем году можно ожидать рождения или зачатия мальчика, края – ребенок появится не скоро и будет девочкой, опустится на скатерть – в ближайшие годы ожидать детей бесполезно.

В России, для того чтобы узнать, что принесет следующий год, в блюдце или неглубокую миску наливали воду и выносили на крыльцо на всю рождественскую ночь. Утром разглядывали: лед вздыбился – год будет добрым, лед застыл – год будет спокойным, лед застыл волнами – будет и горе, и счастье; а если вода вымерзла лункой – год будет плохим.

Но самый простой способ узнать свое будущее в канун Рождества – просто пораньше лечь спать. Сны в эти дни – самые что ни на есть вещие.

Рождественские гадания на будущего мужа

Рождественское гадание на имя мужа на луке

За неделю до гадания нужно взять несколько луковиц, написать на каждой по имени (инициалу) претендентов в женихи и поставить в банки с водой. В рождественскую ночь, со словами «Ах лук, лучок, шепни, кто будет женишок?» померить проростки. Где перо длиннее, таково и имя будущего суженого.

Рождественское гадание на имя мужа с золотым кольцом

На столе раскладываем бумажки с именами претендентов на руку и сердце. Продеваем нить через золотое кольцо и проводим над бумажками. На той, над которой оно заколыхалось сильнее всего, написано имя суженого.

Рождественское гадание "Окличка прохожих и проезжих"

Выходите в полночь на улицу и спрашиваете имя у первого встречного. Именно так будут звать вашего суженого. Также по внешности прохожего можно определить красоту и богатство будущего мужа.

Рождественское гадание "Гребень"

Узнать о том, кто будет суженным, можно, увидев его в вещем сне. Для того чтобы приснился вещий сон, нужно чистой расческой расчесать на ночь волосы, произнести: "Суженный-ряженный, приди ко мне наряженный" и положить расческу под подушку. Во сне будущий жених причешет своей невесте волосы.

Рождественское гадание "Мостик"

Делают из прутиков мостик и кладут его под подушку, загадывая: «Кто мой суженый, кто мой ряженый? Переведи меня через мостик». Приснившийся и будет женихом.

Рождественское гадание "Пересол"

Едят перед сном что-нибудь соленое. Ложась спать, говорят: «Кто мой суженый, кто мой ряженый, тот пить мне подаст». Иногда просто берут наперсток воды и наперсток соли, смешивают и пьют.

Рождественское гадание на характер будущего супруга

Берем три стакана с водой. В один кладем чайную ложку меда, в другой – пол-ложки соли, в третий – четверть чайной ложки лимонной кислоты. В четвертый стакан наливаем немного вина. Тщательно размешиваем, накрываем салфеткой и предлагаем на выбор той, на будущее которой происходит гадание. Если попадется мед – характер у мужа будет хороший, а жизнь – сладкой; соль – к печали и слезам, кислота – к унылой жизни, а вино – муж будет пить.

Рождественское гадание при помощи кота

Гадающая должна погладить кота. Если кот заурчит – быть мужу добрым и ласковым. Если царапнет – будет супруг драчливым. Если мяукнет – будет муж говорлив и гулящ. Если убежит – в ближайшее время свадьбе не быть.

Рождественское гадание "Полено" или "дерево"

Берут в темноте из поленницы одно полено без выбора. Затем его осматривают и делают вывод о своем будущем женихе. Гладкое полено предсказывает хорошего, красивого жениха, полено с шероховатой корой – некрасивого, в толстой и хорошей коре – богатого.

Полено, местами ободранное или вообще без коры, предсказывает бедного жениха, толстое полёно – сильного, с сучками – большую семью (количество сучьев говорит о числе людей в семье), кривое – жених будет пожилым или с какими-нибудь физическими недостатками.

Если полена под рукой не оказалось, то заменить его может любое дерево в парке, сквере или лесу. Для этого нужно завязать глаза, попросить кого-либо из знакомых «раскрутить» вас, как в игре «кошки-мышки», и только после этого – отправляться на поиски «оракула». Все характеристики, которые были даны полену, будут справедливы и для дерева.

Рождественское гадание "Кольцо, хлеб и крючок"

Положив на пол кольцо, крючок и кусок хлеба, накрывают эти три предмета платком, из-под которого потом и вынимают, кому что достанется. Если вынется кольцо, то жених будет щеголь, если хлеб – богач, а если крючок – то бедняк, потому что бедняк всегда горбится от труда и перед всеми изгибается.

Рождественские гадания на свадьбу

Рождественское гадание по волосам

В миску с водой добавить немного золы, сахара и соли, перемешать и бросить в нее два волоса: свой и любимого. Утром пронаблюдать: если волосы сошлись – к свадьбе, разошлись – к разлуке.

Рождественское гадание на будущий брак

В гадании должны участвовать два и более человека. Ставим на стол четыре чашки и кладем в одну из них кусочек хлеба, в другую – горелую спичку или бумагу, в третью – золотое кольцо. Четвертую чашку оставляем пустой. Каждый стакан накрываем салфеткой, чтобы не было видно, что внутри. Одна девушка перемешивает чашки произвольным образом, а другая сначала отворачивается, а затем выбирает одну из них.

Попалось кольцо – счастливый брак по любви, спичка – жить в бедности, кусок хлеба – замужество по расчету, пустой стакан – неизвестность, вы пока не знакомы со своим суженым.

Рождественское гадание "Бросание башмака"

Девушки снимают с левой ноги башмак и кидают его за ворота, наблюдая при этом, куда башмак ляжет носком – в ту сторону и будет отдана замуж кидающая. Если же башмак смотрит в ворота, из которых его выкинули, то девушка в этом году останется жить дома и замуж не выйдет.

Рождественское гадание по лаю собак

Выходят на улицу и загадывают: «Залай, залай, собаченька. Завой, серенький волчок». Откуда шум раздастся, в ту сторону и замуж пойдешь. Если шум раздастся недалеко от дома, то, значит, быть замужем недалеко, если тихо и едва слышно – то быть замужем далеко.

Рождественское гадание на хлебе

Девушки особенно любят гадать на хлебных фигурках. После ужина каждая девушка лепит из остатков своего куска хлеба изображение или фигуру, какую захочет. После этого фигуры раскладывают за порогом комнаты.

Потом зовут какую-нибудь собаку и подпускают ее к фигуркам: чью прежде всего она схватит, той замуж идти. Случается, что собака, обнюхав фигуры, не дотрагивается ни к одной и идет прочь. Это дурная примета – всем оставаться в девушках.

Некоторые девушки пекут небольшие хлебцы из пшеничной муки. Они должны быть довольно поджаристыми. Девушки сами вынимают их из печи и прячут у себя. Вечером все собираются в одной комнате и кладут хлебцы на порог в один ряд. Потом зовут собаку – чей хлебец она схватит раньше, той скорее замуж идти. У той девушки, чей хлебец собака обнюхает, будет много женихов, но все разборчивые.

Рождественское гадание со сжиганием нити на быстроту и очередность выхода замуж

Оно заключается в том, что девушки отрезают нити одинаковой длины и поджигают их. У кого нитка догорит быстрее, та и замуж выйдет первой. Если нитка потухла сразу или сгорело меньше половины, то замуж пока не выйдешь.

Рождественское гадание на спичках

По бокам спичечной коробки вставляются две спички и поджигаются. Если сгоревшие головки будут обращены друг к другу, значит "загаданные" парень и девушка будут вместе.

Рождественский ритуал на любовь

Это гадание для одиноких, но страстно желающих встретить настоящую любовь. В полночь нужно подойти к ближайшей церкви и 12 раз обойти вокруг нее. Считается, что этот ритуал разрушает одиночество и способствует появлению новой любви.

Рождественские гадания на будущих детей

Рождественское гадание на будущих детей с помощью иглы

Берем иголку с ниткой, держим ее за конец нити над левой рукой так, чтобы игла смотрела в ладонь. Если иголка начнет качаться поперек ладошки – родится девочка, если вдоль, то мальчик. Повторяем, пока игла не перестанет качаться. Сколько удачных попыток – столько будет детей.

Рождественское гадание "Кольцо в воде"

За несколько часов до сна наливают в стакан воду, опускают туда кольцо и выставляют на мороз. Ложась спать, приносят стакан и смотрят в него. Замерзшая вода без бугорков означает бездетную жизнь; сколько будет бугорков – столько будет сыновей, а сколько ямок – столько дочерей.

Рождественские гадания на желание

Рождественское гадание на сон

Напишите ваши желания на небольших листках бумаги и положите их перед сном под подушку. Утром тот лист, который первым пойдет вам в руки и содержит желание, что исполнится первым.

Рождественское гадание на зерне

Берем горсть зерен (подойдет любое зерно, от проса до кофе, но удобнее последнее, т.к. зерна крупные и не катаются) в левую руку, сжимаем ладонь и вслух задаем интересующий вопрос. После этого считаем зерна. Если их нечетное количество – ответ утвердительный. Если четное, отрицательный.

Рождественское гадание по Священной книге

Берут какую-нибудь книгу, преимущественно духовного содержания, и, не раскрывая ее, задают себе цифру страницы и строчку сверху или снизу наугад. Потом открывают эту страницу и читают. То, что вычитается из определенной страницы и строчки, служит ответом на задуманный вопрос. Если ответ будет не прямой, то он растолковывается.

Рождественское гадание "Камешки"

Наполните широкую чашу водой и прошепчите вслух свое желание, бросая одновременно в воду маленький камешек. Посчитайте круги на воде – если их число четное, ответ на ваш вопрос – «да».

Рождественское гадание "Кошачья лапа"

Если у вас есть кошка, она может дать простой ответ: «да» или «нет». Задумайте желание и позовите своего любимца. Если из-за двери первой появится правая передняя лапа, то ответ на вопрос – «да», если левая – то «нет».

Рождественские гадания на то, каким будет будущий год

Рождественское гадание на обуви

В гадании может участвовать несколько человек. Нужно положить в обувь ключи, рюмку, ручку, ножницы, хлеб, кольцо, одну обувку оставляем пустой. Каждый гадающий вынимает из обуви предмет и узнает по нему, что ждать в будущем году:

* ключи - к новому дому;

* рюмку - к радости и застольям;

* ручку - к напряженной работе;

* ножницы - к трудному году;

* хлеб - к сытости и достатку;

* кольцо - к скорому замужеству;

* пустая обувь – будущее еще не определено.

Во время святочных и рождественских гаданий во всех предсказаниях нужно искать только хороший смысл. Дурным знамениям не стоит придавать большого значения, иначе вы заранее настроите себя на неудачу в новом году.

____________________________________________________________

рождественские гадания онлайн
рождественские гадания на суженого
гадание на рождество дома
рождественские гадания когда гадать
гадание на рождество под подушку
гадание на рождество 2018
рождественские гадания на Руси
рождественские гадания история